Пепел и песок

ТИТР: ЛУЖНИКИ. ГЕРОИ НА ПЯТОМ КУРСЕ ИСТФАКА МГУ.

– Так он действительно хотел сбежать, Бух? – Я в нетерпении устраиваюсь рядом и сажусь в маленькую лужицу. Холодное пятно в форме Италии растекается под штанишками горе-гнома.

Что делать подмоченному Марку? Будет сидеть, я сказал! Разогревать остатки ночного дождя. Бух прислушивается к ударам по мячу и отвечает тихо, как на похоронах:

– Очень много свидетельств за это. Его преемник, брат Николай, старательно уничтожал архив Александра, но мемуары всех современников уничтожить сложно. Завещание Александр составил задолго до отъезда в Таганрог, оно тайно хранилось в Успенском соборе Кремля. И завещание он писал, будучи совершенно здоровым, явно не собираясь умирать. При этом в его походных бумагах был найден церемониал погребения бабки, Екатерины Великой. Зачем-то он взял его с собой…

– Собирался инсценировать смерть?

– Я не могу утверждать этого, как не могу утверждать обратного. Нет никаких прямых свидетельств, хотя, конечно, для императора пойти на такой трюк в духе французской комедии было малоприемлемо. И надо помнить, что здоровье Елизаветы Алексеевны было совсем плохо, как раз ее смерть была ожидаемой, так что скорей Александр уже задумывался о том, как хоронить несчастную Lise – c почестями, которые хоть как-то могли искупить его грехи перед ней. Но мотив бегства от престола в разговорах с близкими отчетливо звучит последние годы его жизни. Еще в 1819 году он сказал брату Константину, что очень устал править. Особенно явственно им овладела хандра после страшного петербургского наводнения 1824 года. Ну, «Медный всадник» ты хотя бы читал, надеюсь… А когда открылся грандиозный заговор Южного и Северного обществ, в котором участвовал цвет молодого дворянства, Александр совершенно определенно почувствовал страх и смертельную опасность, которые перешли в полную политическую апатию. Надо было принимать жесткие меры – Александр на это произнес знаменитое: «Не мне подобает карать…» – Бух поднимается и уже громко заключает свою надгробную речь: – Слушай, что ты пристал? Сбежал – не сбежал! Вечером все расскажу. Я хочу еще поиграть.

– Вечером не расскажешь. Я переезжаю к Хташе.

– Уже сегодня? Мне говорил Бурново, но я думал, что после свадьбы… Жалко, я привык к твоему хаосу и сыру. Но с другой стороны – никто не будет мешать мне диплом писать.

– Который хотел писать я?

– Перестань. Ты не написал бы о Федоре Кузьмиче. Сочинил бы за одну ночь сказку о царе и… Извини, я не то хотел сказать. Не обижайся. Хочешь, я отдам тебе «Брунгильду»? Ты уже хорошо печатаешь.

– А ты как без нее?

– Я давно работаю на компьютере, ты не заметил?

– Нет.

– Бурново мне привез из Германии ноутбук. А вот и Хташа! – Бух улыбается и встает, возносясь кудрями выше Александрийского столпа.

Хташа в распахнутом сером плаще, поднимая дыханьем умершие листья, приближается к нашей мокрой скамейке. Пощады не будет.

– Куда ты пропал? Хорошо мне девчонки сказали, что видели тебя здесь. Я все-таки куплю тебе мобильный.

– Я его сразу потеряю.

– Новый куплю. Пойдем быстрей, заявления в ЗАГСе принимают до двух.

– Да, сейчас. Сейчас. – Я смотрю на Буха снизу вверх со своей мокрой паперти. – А можно я с вами сыграю?

– Что? В баскетбол. Ты не умеешь…

– Все равно. Хиштербе – так с музыкой!

Я бросаюсь к площадке, огороженной разнузданной сеткой рабица. Игроки застывают с глумливым мячом, я врываюсь к ним с криком: «За нашего Старца!».

И поскальзываюсь. Брызги в камеру. Бычок захлебнулся.