Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Что бы он ни говорил прежде, в его взгляде не было радости. И пахло от него как от человека, принявшегося за неприятное дело, которое слишком долго откладывал.

– Связать ее, – сказал он, кивнув Ченту и Вессику.

Когда Чент взял ее за руки, Гвенна подумала о сопротивлении. Она почти восстановилась за месяц учебных боев с Крысой. В карцере свалила этих двоих и сейчас могла бы повторить.

А дальше что?

Схватиться с Лури? Убить его? Перебить остальных легионеров? И моряков, которые придут им на помощь? Убить Рахуда? Убить Джонона? Всех убить?

Это было и неправильно, и невозможно. Пока ухмыляющийся Чент туго стягивал ей запястья, она смотрела поверх его головы на людей. Почти все прятали глаза. Кое-кому явно было тошно. Все они – неплохие люди. Сюда отбирали самых умелых, отважных и верных, и не Гвенне было винить их за то, что они никогда не задумывались, чему хранят верность. Сколько народу она сама перебила во имя императора, да воссияют дни ее жизни? Перед глазами мелькали лица мертвецов – большей частью ургульские, но и аннурцы, и домбангцы, антеранцы… Некоторые, возможно, получили по заслугам, но большинство – нет. К войне просто неприменимо слово «справедливость». Насколько она могла судить, Джонон поступал правильно. Она действительно пренебрегала его приказами, действительно напала на его подчиненных, действительно допустила ошибки, приведшие к гибели его людей.

С другой стороны, если умрет она, скорее всего, умрет и Крыса, и умрет страшно, мучительно. Гвенна не слишком представляла, как сумеет защитить девочку, оставшись в живых, но у Гендрана было одно высказывание, которое она особенно любила. «Прежде всего выживи. Мертвые бесполезны, а живые полны неожиданностей».

Обвязывая ей запястья второй веревкой, Чент присунулся так близко, что изо рта на нее пахнуло соленой рыбой.

– Больно будет, – проворковал он ей на ухо.

Гвенна много месяцев подозревала, что этот хочет ее изнасиловать, но, судя по смраду похоти, его и зрелище мучений вполне устраивало.

– Ох, свет доброй Интарры, – любовно затягивая веревку потуже, ахал он. – Как больно-то!

Вероятно, эти слова ее и спасли. Сколько бы стыда, чувства вины и ненависти к себе ни таилось в ее крови, было там и что-то еще: древнее и тверже, такая же часть ее существа, как сердце или желудок, – нечто, что она несколько месяцев назад сочла уничтоженным и снова открыла в себе после убийства кеттрала. Издевка солдата пробудила этого старого друга или врага – Гвенна не знала, что вернее. Когда-то она называла его яростью, но теперь поняла – это была не ярость. Ярость тоже полезна, но это орудие отказало, когда было ей нужнее всего. Сейчас подступило другое, для чего она не знала названия, – и оно сохранилось, чудом уцелело, когда рухнуло все остальное.

Гвенна подняла глаза, встретила взгляд Чента.

– Я умирать не собираюсь.

– О, еще как умрешь, милашка, непременно умрешь, – улыбнулся он. – Но прежде повизжишь.

– Ты меня не знаешь, – тихо ответила она.

– Еще как знаю. Сучка из карцера. Та, что с сиськами. – Он покачал головой. – Печально, что их порвет на ленточки.

Она его не слушала, смотрела мимо: искала среди команды старшего и остановилась на лысом моряке с просоленной бородой и морщинками у глаз.

– Ты, – позвала она.

Моряк вытаращился на нее, закрутил головой.

– Нет, – сказала Гвенна, – я говорю с тобой.

– Помолчите… – вскинулся Джонон.

– А то что? – вскинула она брови. – Убьете меня дважды?

Она повернулась к матросу.

– Старик, я тобой говорю. Какой счет?

– Счет? – захлопал он глазами.

– При килевании. Сколько, самое долгое, человек оставался под водой?

Мужчина облизывал губы, отводил глаза.

– Я знаю, что счет велся. По Восточному флоту он есть. По Южному есть. И по Западному есть, и я знаю, что ты в курсе.

Он стрельнул глазами в сторону Джонона.

– Приговоренный имеет право на последнее желание, – сказала Гвенна. – Даже изменник. Я желаю знать счет по Западному флоту.

– Было двести двенадцать, – наконец ответил моряк, втянув голову в плечи, словно ждал удара.

Больше, чем она думала. Намного больше.

– Двести двенадцать… Считали быстро или медленно?

– Средне, – ответил моряк. – Средне-медленно.

Она вдохнула, задержала дыхание, выдохнула. И еще раз. И еще.

«Двести двенадцать», – повторила она про себя.

Хоть какая-то цель. Что-то, к чему можно стремиться, пытаясь выжить в подводной тьме.

Снасть для килевания, хоть и устанавливалась долго, была сравнительно простой. С конца главной реи спускали на блоке веревку, пропускали под днищем и крепили к блоку на другом конце реи, а через блок – к рукам Гвенны. Моряки вздернули ее вверх, а когда она повисла над волнами, приторочили другой конец веревки к ногам и закрепили. Получилась одна длинная петля, обхватившая борта судна.

А она скрепляла эту петлю живым звеном.