Как бы ни был ужасен погром в храме Эйры, Рук держался за то, что хоть Бьен уцелела. Пути богини удивительны и непостижимы, но в спасении Бьен он видел своего рода милость, лучик света в темных дебрях мира. Пока она жива, в мире есть еще что-то хорошее, ради чего стоит бороться вернее, чем ради самого себя.
«Она все еще жива, – угрюмо размышлял он, – но мы ее предали».
На изнанке век он видел изваяние Эйры. Богиня смотрела на него сверху вниз, держала в руках вино, меч и пылающий факел. Огонь тянулся вверх, лизал языками темноту. Четвертая рука, отрубленная, сочилась кровью.
– Почему ты отвернулась от нее? – потребовал ответа Рук.
Волки у ног Эйры навострили уши, показали зубы. Авеша тошнотворно зачавкала.
– Я отвернулась? – ответила богиня. – Или ты?
Она подняла факел, чтобы ему было лучше видно.
Свет отразился в золотых глазах.
Улыбка – зубастая красота.
Что-то с ней было не так. Не хватало рук. И одежды.
И меч был не меч – змея, лениво скользившая сквозь пальцы, чтобы обвить нагое тело.
– Ты никогда не задавала вопросов, – сказал он. – Ты не знаешь слов.
– Таких слов, как «слабость»? – спросила она и шагнула к нему так плавно, что движение равнялось неподвижности. – Таких, как «страх»?
– Я не из страха ушел, – покачал он головой. – Я не боялся дельты. И тебя.
– Нет?
Она задержалась перед ним, взяла за подбородок, подняла к себе его лицо – он и был вдвое ниже – и всмотрелась в него нечеловеческими глазами.
– Почему же тогда?
Он рвался из ее пальцев, но они держали, как стальные.
– Я решил быть другим.
И тогда она рассмеялась – как вода зажурчала по камням. Ему стало холодно. За все прожитые с ними годы он не слышал смеха.
– Ты не можешь быть другим. Змея есть змея. Паук есть паук. Ты тот, кем мы тебя вырастили.
Он коротким ударом отбросил ее руку.
– Я не какой-нибудь зверь из дельты.
Рук сказал это громче, чем ему хотелось, почти прокричал. Она не дрогнула. Она никогда не дрожала.
– Мы не учили тебя лгать.
– Я – жрец Эйры.
– Мы не учили тебя пресмыкаться у ног деревянных идолов.
– Я жрец…
– Мы не учили тебя прятаться за словами.
– Нет! – прорычал он. – Нет. Вы учили только убивать.
Он не уловил ее движения, но она вдруг оказалась сзади, обняла его, прижала к груди, как тогда, когда он был почти младенцем. Его окутало ее тепло. Он вдохнул запах пота, кожи, ила, солнца. Одной рукой она смахнула у него со лба черные пряди.
– Может, это было ошибкой. Может, надо было учить тебя тому, чему мы учим других.
Он вывернулся из ее рук и снова повернулся лицом.
– Чему же это?
– Умирать, – оскалилась она.
С этими словами она погрузила руку ему в грудь, нашла сердце, охватила его пальцами и легко, как женщина срывает с ветки лимон, вынула его из клетки ребер.
Он проснулся весь в поту, а решил сперва, что в крови.
Сел, дрожа, сбросил грубое покрывало, поднялся, босиком подошел к окну. Откинув парусину, выглянул в ночь. В темный предрассветный час мир замер, как затаившийся терпеливый хищник. Или мертвец.
Ванг Во, верховная жрица Арены, явилась во двор к утренним поединкам.
Рук не сразу заметил ее. Мышонок, казалось, уже целую вечность колошматил по его щиту бронзовым мечом. В этой схватке Руку полагалось отрабатывать уклонения, уходы, тактические отступления. А он вместо того наступал. Тяжесть ударов отгоняла, хотя бы на миг, ужас и сомнения. Он только тогда почувствовал, как вымотался, когда Коземорд прервал схватку. Тогда Рук согнулся, оперся на щит. В голове стоял звон. Переведя дыхание, он непослушным пальцами отстегнул пряжки ремня, сбросил с локтя мертвый груз, распрямился и встретил внимательный взгляд жрицы. Такими глазами болотный коршун рассматривает полевую мышь.
– Ну что? – спросила она. – Позаботилась о вас ваша богиня?
За месяцы плена Рук не раз видел ее у круга, но впервые с того утра на старом корабле жрица обратилась прямо к нему.
– Мы живы, – ответил он.
Задумчиво кивнув, Ванг Во перевела взгляд на Бьен. Та в нескольких шагах от них отрабатывала с Тупицей удары копьем.
– Я так и сказала Гао, когда он вас притащил: вы из тех, кто выживает. – Она еще немного посмотрела и повернулась к Талалу. – А ты что? Как тебе здесь против лагеря кеттрал?
– Меньше плавания, – пожал плечами солдат. – Больше грязи.
– А с мячом как? – спросила она, указав глазами на железный груз у его ноги.
– Примерно как и следовало ожидать.
Жрица склонила голову набок, взглянула искоса.
– Ты и вправду лич?
– Нет, – ответил Талал. – Теперь можно мне его снять?
– Нет, – покачала головой жрица.
– Давай дальше, – вмешалась Чудовище, разглядывая Ванг Во из-под спутанных, пропотевших косм. – Спроси-ка, как дела у меня.
– Как у тебя дела? – подняла бровь жрица.
– Я хочу сменить мастера, драть его.
Коземорд скроил обиженную мину. Ванг Во заметила и сочно расхохоталась.
– Ты не понимаешь, как тебе повезло.
– Не помню, чтобы ты сюда спускалась и давала себя исколошматить в кровавую кашу.
– Никто больше него не добыл Достойным жреческих одеяний, кроме только Монашки.
– Монашка, – возразил Коземорд, – работает с более… качественным составом.
Ванг Во грубовато похлопала его по спине: