Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Однако она выдержала. И посматривала на свое тело с каким-то тупым удивлением. Пережило и килевание, и эту «хамакшу». Когда и как к ней вернулась прежняя сила?.. Впрочем, эта сила казалась не прежней. Не совсем такой. Гвенна робко заглянула внутрь себя, страшась найти там панику, засевшую в уголке сознания и готовую рвануть, едва догорит фитиль. Мысли ее, как и все тело, были стерты в кровь, растерзаны. Стоило позволить себе воспоминание о Пурпурных банях или о бое на корабле Дхара, страх и стыд снова обжигали ее, стягивали в узел внутренности, и на миг голова шла кругом. Лежа на прибитом волнами песке, она будто проваливалась в пустоту. Срывалась в пропасть внутри себя. Как в последний миг падения вместе с диким кеттралом, когда она знала – знала, что сейчас умрет, только теперь она не боролась и не вопила в падении, а отдавалась страшной невесомости, позволяла страху сомкнуться над головой. Столько недель в карцере она от него бежала, пряталась, не хотела признавать, но мрачная правда состояла в том, что страх стал частью ее существа наравне с упрямством, цепкостью и силой. Бежать от страха было как бежать от себя, а она уже набегалась через край.

На Островах был такой наставник, Урод Даррен, он вел дополнительные занятия по взрывному делу.

– Секрет взрывчатки, – сказал он однажды, – тот же, что секрет жизни.

Его звали Уродом, потому что он когда-то, много лет назад, не рассчитал длины фитиля и подорвался на собственном заряде. Та ошибка оставила ему полуоплавленное лицо и такое тело, будто с него содрали кожу, а мясо вскипятили. Гвенна считала, что подобные оплошности не делают чести взрывнику, но с другой стороны, как любил повторять Даррен: «Пока не сорвешься, не узнаешь, где обрыв».

У него был большой запас таких поговорок. Гвенна в свои тогдашние восемь лет не могла понять, мудрость они или чушь собачья.

– Что же это за секрет? – говорил Даррен, поднимая скрученную морщинистую полоску кожи на месте брови и беря в руки черную железную трубочку усовершенствованной «звездочки».

Гвенна вместе с другими кадетами заерзала, сдвинулась поглубже на сиденье, как будто это спасло бы кого от случайного взрыва.

– Секрет в том… – Даррен легонько постучал себя «звездочкой» по лбу, – что мир хочет развалиться.

Сидевший перед ней Валин покосился на Гента.

– И что бы это значило? – шепнул он.

У взрывника от ушей одни клочья остались, однако он услышал.

– Это, Валин уй-Малкениан, значит, что любой открывающийся тебе порядок… Это здание… – Он указал на потолок каземата, затем на проем стены, за которым виднелась гавань: – Тот корабль… Точное сложение человеческой фигуры…

Он с чуть заметной улыбкой окинул взглядом самого себя.

– Все это ежечасно держит осаду. Дай срок, балки перекрытий сломаются, корабль затонет, ваши мускулы одрябнут, мозг отупеет, и все рано или поздно обратится в прах. Так устроен мир. Здания не складываются сами собой, бревна не собираются в корабль, старое тело не молодеет. Ты, глядя на крепостную стену, видишь силу, может быть даже несокрушимую, но, по правде сказать, стена хочет рухнуть. Не ваша взрывчатка… – он легонько помахал «звездочкой», – сносит крепость. Взрывчатка дает маленький толчок. Мир довершает дело. Вот почему взрывать и сносить всегда быстрее и вернее, чем собирать и строить. Уничтожая, мы плывем по течению мироустройства. Тому, что разбито… это и людей касается.

Он поднял вверх свою изувеченную руку.

– …Тому, что сломано, мир редко дает собраться заново. По крайней мере, не в прежнем порядке.

Как видно, Урод Даррен был прав.

После Пурпурных бань в Гвенне что-то сломалось. Что-то еще сломалось в горах. Кеттрала она атаковала в полной готовности умереть, а когда не умерла… ну, женщина, что очнулась, избитая и окровавленная, на горном склоне, была уже не та, что бросилась на птицу. Уж наверняка не боец, командовавший когда-то крылом кеттрал.

Вопрос, чем же она стала.

Ответа у нее не было, но, открыв глаза, она поняла, что страх прокатился через нее – прокатился и ушел, как та буря.

Она медленно, нерешительно откинулась спиной на бочонки.

Крыса уже спала – свернулась рядом на песке маленьким промокшим комочком. Несколькими шагами дальше раскинулись легионеры. Бхума Дхар сидел, закрыв глаза и шевеля губами. Может быть, молился. Даже Киль прикрыл веки, но остался сидеть на песке, скрестив ноги.

– Выставить охрану, – пробормотала сама себе Гвенна. – Надо выставить часовых.

Еще не договорив, она сообразила: невозможно. Никто из них сейчас не годился в часовые. Ни один не совладал бы с сонливостью, да и в случае нападения с них не было бы никакого проку. Разве что она сама могла пока не отключаться, посторожить спящих. Гвенна шевельнулась, села прямо, нашла длинную заостренную щепку и тыкала себе в бедро, пока боль не разогнала усталость. На учениях она однажды пятеро суток обходилась без сна. Теперь в такое не верилось, но она бы и тогда не поверила, что выдержит. Она снова уколола себя щепкой и повернулась от моря, от прибоя, от накренившейся разбитой «Зари» к проклятому континенту.