Читаем Пепел Нетесаного трона. На руинах империи полностью

Киль наблюдал за ней. Глаза у него были с виду совсем как человеческие, но ничего человеческого в них не было.

– Вы чувствуете, – сказал он.

Гвенна кивнула. Ненависть как пришла, так и ушла. Во всяком случае, так ей сперва показалось. Но очень скоро она поняла: не ушла, а зависла, как гигантский маятник, махнувший поперек ее рассудка и застывший в верхней точке огромной дуги – неподвижный, но готовый каждую минуту качнуться обратно.

– Здесь без убийства не обойдется, – мрачно сказала она.

Киль кивнул.

– Вы не поняли, – покачала головой Гвенна. – Я могу кого-нибудь убить.

Он снова кивнул:

– И убьете, если мы не успеем раньше добраться до гор.

– Как мне удержаться? – Она прищурилась на него. – Как держитесь вы? Только не врите, будто медленно дышите.

Историк за все это время ни разу не дернулся, не выказал ни признаков опьянения, ни отчаяния, осаждавших весь отряд. Вместо ответа он опустился на колени, порылся в земле, откопал камушек. Слишком обыкновенный для этих джунглей: гладкий, черный, почти круглый, примерно с ноготь на ее большом пальце. Киль стряхнул с него грязь, покатал в ладони, будто проверял на вес, и вручил ей.

– Это что? – насторожилась Гвенна.

– Скажите сами.

– Камушек.

– Совершенно верно, – кивнул он. – А чем он будет завтра?

Она бросила на него внимательный взгляд, присмотрелась к камушку на ладони и снова взглянула на историка.

– Раз вы спрашиваете, здесь должен быть какой-то подвох.

– Никаких подвохов.

– Правда? – Она подбросила камушек и поймала другой рукой. – Тут ведь, в этом сраном Менкидоке, все дерьмо не как у людей.

– Верно. Однако болезнь касается только живого.

– В таком случае… – Она покатала камушек между пальцами, прокручивая через тыльную сторону (научилась этому фокусу еще на Островах). – Надо думать, завтра он, как и сегодня, будет просто черным камушком.

– Вы правильно думаете. Конечно, за тысячи лет мир перемелет и его, сотрет в песок, такой мелкий, что вы не почувствуете его в пальцах, но и песок сохранит ту же природу. Песчинки будут мельче, но в основе своей не изменятся.

– И зачем мне это знать?

– Вам, командир Шарп, чтобы выжить в переходе через Менкидок, следует понимать, что вы не похожи на этот камень.

– Кроме шуток? Я посветлее, малость помягче, надо надеяться, чуточку умнее…

– Вы – предмет совершенно другого порядка. Как и я. И наши спутники.

Маятник ярости качнулся обратно. Кругом джунгли, кишат чудовищные зверюги, до самой сомнительной безопасности много дней пути, а историк изводит ее загадками. Она стиснула кулаки, чтобы не схватиться за меч.

– Повторяю вопрос, – рычанием вырвалось у нее. – Как мне сдержаться, когда накатит безумие?

– Никак, – покачал головой Киль.

Растерянность на миг отогнала гнев.

– Что это вы несете?

– Вы представляете себе Гвенну Шарп, как камень, который можно удержать в руках. Вы представляете ее составленной из разных материй: гнева и сожалений, выучки и ужаса, воспоминаний о родных, друзьях, врагах. Вам кажется, что стоит только удержать все это на месте, сохранить равновесие и меру, противостоять переменам…

– Если под переменами вы подразумеваете безумие, так да, я точно постараюсь противостоять.

– Но не сумеете.

Она склонилась к нему, потеснив собой:

– Вы не представляете, на что я способна.

– Напротив, я весьма точно представляю ваши возможности. Никто на вас не нападает, Гвенна. Это просто факт, который мир пытается донести до вас с самых Пурпурных бань.

– Пурпурные бани объяснили мне, что дурь не обходится без последствий. И что из-за наших ошибок погибают люди.

– И вы в том числе, – кивнул Киль.

Она открыла рот для ответа, но Киль предупредил ее, подняв искривленный палец.

– Гвенна Шарп погибла в ту ночь. И снова погибла, когда Фром взял ее под арест. И еще раз – когда император лишила ее звания. Она погибла в бою с манджари, умерла потом в карцере, умерла, выскочив из пещеры, чтобы убить кеттрала. Так всегда бывает… – он чуть заметно замешкался, – с людьми.

– Если она столько раз умерла, что я здесь делаю?

– Вы возродились, – улыбнулся он.

– Оставьте это дерьмо свинячье для жрецов.

– Возродились не в том смысле, какой обещают пророки, не в раю. Это непросто объяснить… – Он наморщил лоб. – Человеческий разум создан, чтобы видеть предметный мир, но вы, Гвенна, не предмет. Вы – процесс. Вы – происходящие в вас перемены. Женщина, закончившая этот разговор, уже не будет женщиной, которая его начинала. Для человека не существует остановившегося мгновения. Вас не приколешь, как бабочку к дощечке, это так же невозможно, как удержать разворачивающуюся мелодию. Вся ваша суть в переменах.

Она уставилась на него. Рассудок бился в берега. Она не взялась бы сказать, в берега понимания или безумия.

– Люди с трудом воспринимают эту идею. Они смотрят на свои страсти и говорят: «Это я». Они заглядывают в себя, находят в себе убеждения и говорят себе: «Вот что я такое». – Историк покачал головой. – До Пурпурных бань вы называли «собой» свою силу, свою ярость, вереницу своих побед. Лишившись их, вы едва не рухнули. Вы заглянули в колодец страха и стыда и подумали: «Вот чем я стала».

Перейти на страницу:

Похожие книги