Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Гвенна еще не договорила, когда Крыса рванула нож из ножен – так стремительно, что уложилась между двумя слогами, – и сделала выпад, целя Гвенне в живот. Следовало перехватить и выкрутить запястье, взять на излом, но Гвенна не собиралась ломать девочке руку. Она просто отбила выпад в сторону, как делала сто раз до того.

Как Крыса и ожидала.

Основанием ладони она попала Крысе по руке, но та прежде успела перебросить нож в другую. Пока Гвенна отбивала правую руку, кинжал в левой холодным змеиным туловом приник ей к горлу. Чтобы дотянуться, девчонке пришлось встать на цыпочки, однако нож она держала твердо. Гвенна заморгала.

– Я боец, – спокойно сказала Крыса. – Как Гвенна.

Гвенна много чего могла бы возразить. Правда, девочка победила, но только потому, что не ждала от Гвенны сдачи. Это был не настоящий бой. В настоящем Гвенна бы ее порвала. Схватка с наставником – не то что со смертельным врагом. И все же… на Островах говорили: «Сталь не солжет», а сталь сейчас касалась артерии у нее на шее, как она тысячу раз сама учила.

– Я боец, – повторила, опустив наконец оружие, Крыса.

– Понимаешь, какое дело, Крыса… бойцы погибают.

Весь мир заслонила картина – маленькое тело в крови. Представилось, как габбья вгрызается в детский живот, как дергаются под напором челюстей безжизненные конечности. Страшное предчувствие сдавило горло, встало тяжелым холодным клином. Руки просились обнять девочку, прижать покрепче, заслонить такую хрупкую фигурку собственным телом. Правда, толку вышло бы немного. Габбья бы сожрала обоих, только и всего.

– Все люди погибают, – сказала Крыса.

– Да, но только дети гибнуть не должны.

– Должны! Не должны! – Девчонка наморщила нос. – Глупые слова. Я живая. Я боец.

Гвенна разглядывала ее – бледную чумазую кожу, спутанные волосы, стиснутые зубы, дерзкий взгляд. И видела себя два десятка лет назад. Попробовала бы сказать той шальной рыжей малявке, что выбора нет, что она должна остаться дома, и пусть воюют отец с братьями, а ей незачем выносить безжалостную муштру кеттрал, незачем умирать и видеть, как гибнут друзья. К горлу подступил тяжкий, как свинец, смех. Та девчонка тоже не стала бы слушать.

А все-таки надо постараться.

– Тебе не хотелось бы стать кем-нибудь другим?

Крыса ошарашенно уставилась на нее:

– Как – другим?

– Ну не знаю… – Гвенна порылась в памяти.

Маленькая девочка, совсем одинокая, ни семьи, ни друзей, никого, кроме – пока что – Гвенны, кем ее ни считай. Кем она могла бы стать? Огородницей, швеей, лодочницей, торговкой, столяром? Сейчас все это представлялось просто смешным. Чтобы добраться до любого из этих ремесел, надо было сражаться. Чтобы куда-нибудь добраться, надо было сражаться. Может, для кого другого в другом месте жизнь не соткана из борьбы и крови. Надо надеяться, что так. Только Крыса не из их числа.

– Ладно, – уступила наконец Гвенна.

– Ладно? – недоверчиво переспросила Крыса.

– Ты – боец.

Настороженность растаяла под улыбкой.

– Как Гвенна Шарп, – кивнула Крыса.

– Нет. Ты меньше Гвенны Шарп, слабее и медлительнее. Если бы схватилась с Гвенной Шарп по-настоящему, Гвенна Шарп убила бы тебя десять раз из десяти.

Крыса оскалила зубы. Гвенна погладила ее по плечу.

– Зато ты быстрее почти всех, с кем мне приходилось драться, и ты крепкая и, если выживешь, когда-нибудь станешь еще лучше Гвенны Шарп.

К ее изумлению, девочка обхватила Гвенну руками. Эти тощие прутики держали крепко и цепко, выдавливали воздух из легких.

Гвенна запрещала себе раскрывать для нее сердце. Что ни говори, девчонка – боец, а она слишком часто видела, как бойцы умирают.

* * *

Чудовище нанесло удар в сумерках, на полпути по крутой каменистой лощине, откуда не было выхода: отступать можно было либо по неверной крутой осыпи бортов, либо обратно вниз.

Будь у нее время на размышления, Гвенна задалась бы вопросом: нарочно тварь выбрала место или такая у них дерьмовая удача, но времени гадать не нашлось. Просто повеяло мертвечиной, скрежетнули по камню когти над головой, и Гвенна едва успела поднять взгляд.

Слушая, еще в джунглях, невероятные рассказы людей Джонона, она представляла крадущуюся по их следу тварь, похожую на тигра или медведя. Конечно, хуже тех: больше, страшнее, до мурашек необычнее, но все же – знакомым хищником, изуродованным менкидокской отравой. Оставшиеся после него трупы выдавали необыкновенную свирепость, зато нежелание встречаться со всем отрядом разом навело Гвенну на мысль о робости. И эта мысль успокаивала. Опасается тот, кто уязвим, в чьей глубинной звериной сущности живет осознание смертности.

Когда габбья прыгнула с нависающего скального карниза, Гвенна поняла, как ошибалась.

Габбья не боялась.

Она вообще не знала страха.

И ни хрена не напоминала медведя.

Несколько мгновений рассудок судорожно подбирал сравнение.

«Многоножка, – решила Гвенна. – Это многоножка».

Длинное, гибкое, чешуйчатое, членистое тело – похоже на то. Только эта многоножка была шагов шести в длину и с Гвенну толщиной, так что не так уж похоже.