Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Вторые – не стук кожаных подошв и не шлепанье босых ног, а частый скрежещущий топоток. Как будто кто-то волоком тянул по лестнице или по стенам кинжал, десяток кинжалов, задевавших остриями ступени. Или будто когтистый зверек рвался на волю. И шаги, и этот второй жутковатый звук быстро приближались.

Акйил развернулся и ринулся вниз.

В бегстве страх переплавился в чистую холодную сосредоточенность. Этот дар проявился у него с малолетства: собираясь на дело, он мог часы и дни проводить в страхе; взламывая запоры и влезая в окно, леденел от ужаса, но когда наступало время бежать, им правило древнее существо, не знающее сомнений. От жрецов Акйил узнал, что боги иногда вселяются в человека, и хотя никто не слыхал о воровском боге, но в такие минуты мальчику чудилось, что его ведет разум мудрее и уверенней его собственного.

С другой стороны, быстрее себя не побежишь.

Он камнем летел вниз, но то, что двигалось за спиной, настигало.

Еще двести шагов до зала. Сто пятьдесят.

Мысль пролететь мимо, броситься по лестнице в неведомые глубины крепости он отбросил. Звук ясно говорил ему одно: за кем-то идет погоня – и не только за ним. Если тот «кто-то» знаком с устройством крепости, должен знать, что сводчатый зал – тупик. И надо надеяться, проскочит мимо, уведет за собой треклятую погоню. Тогда Акйил сумеет благополучно добраться до кента. И может, ему хватит ума никогда больше сюда не возвращаться.

На площадке он поскользнулся на гладком камне и с разлету шмыгнул в проем. Подумал, не нырнуть ли в пруд, как в тот раз, но шаги звучали уже слишком близко. Если кто-то войдет, заметит волны на потревоженной воде, посмотрит, откуда они расходятся, увидит торчащую голову, и на этом все. Тогда уж не удерешь. И отбиться не сумеешь.

И Акйил не стал прятаться, а выхватил из первой же ниши кшештримский меч и прижался спиной к стене у самого проема. Ничего лучшего придумать не смог, хотя меч-то в руках держал, может, раз пять в жизни. Шьял Нина убил мечом, но старик-настоятель тогда стоял на коленях и не пытался защититься. Акйил быстро воспроизвел в памяти виденных в порту Изгиба стражников, неуклюже принял ту же стойку, занес оружие, как ему представлялось правильным. Люди только и делают, что бьются на мечах. Острая как бритва полоса стали длиной в руку… если это, конечно, сталь. Знать бы, насколько прочная.

По лестничному колодцу разносилось тяжелое дыхание – беглец дышал часто и неровно, со всхлипом. Сапоги стучали по камню. Судя по шагам, человек был ранен, прихрамывал, но двигался невероятно быстро. Следом скреб и стукотал второй, а потом поверх других звуков, словно голос фальшивящей флейты поверх барабанного боя, раздалось тонкое жадное повизгивание.

Шаги остановились за дверью.

Акйил перехватил рукоять, представил, как меч прорежет в воздухе холодную дугу. Даже в его неумелых руках орудие кшештрим ощущалось как надо, надежно.

Сердце не успело отбить второго удара, когда в открытый проем ввалилась женщина – та самая, что в прошлый раз приходила за копьем. Сейчас ее клинок беспомощно свисал в искалеченной руке. Другой рукой она держалась за живот – видно, зажимала рану. В жидком полусвете трудно было судить, но она показалась молодой – много моложе, чем он думал, и немногим старше самого Акйила. Не считая того меча – точного отражения меча в его руке, – она была безоружна и бездоспешна. Судя по слепившей темные волосы и залившей лицо крови, это она зря.

Акйил удержался от удара.

Как бы опасна ни была женщина, то, что за ней гонится, наверняка страшнее.

Беглянка забрала резко влево, прочь от него, упала, приподнялась, привалившись к стене по другую сторону двери. Израненная, с рассеченным подбородком, она поразительно скоро овладела собой, выровняла дыхание, неловко перехватила меч. При этом она повернулась к проему и увидела Акйила. Тот готов был встретить ее изумление, тревогу, пусть даже облегчение, но у женщины только чуть сократились зрачки, а в остальном – будто она давно его ждала и на него рассчитывала.

– Я отвлеку, – сказала она, – а ты убей. Меть в стык между тораксом и головой.

Акйил вылупил глаза. За пару ударов сердца отбросить прежний план и составить новый?

– Торакс? – переспросил он.

Она слабой рукой указала на свою грудь:

– Туловище.

Женщина поспешно поднялась, на шатких ногах отошла подальше по мосткам и повернулась, заслонившись мечом от того, что на них надвигалось.

Акйил открыл рот для вопроса, но прикусил язык. Та тварь была совсем рядом, скрежетала по камню, жадно, нетерпеливо скулила. Бывает время для разговора, а бывает время засунуть язык в жопу, и он отлично понимал, что сейчас второй случай.

Кивнув женщине, он снова воспроизвел в памяти движение меча, вообразил, как клинок врезается в плоть, и тут пришло время бить.