Коридор за этой дверью был шире оставшегося внизу, и по обе стороны от него открывались комнаты. Гвенна вытянула из чехла на поясе нож, бросила взгляд спутнику. Тот кивнул, поднял копье, и они бок о бок двинулись по проходу.
У первой двери – металлической, блестевшей, как начищенная сталь, – Гвенна прижалась спиной к стене.
– Не здесь. – Киль кивнул вперед по проходу. – Дальше.
Она медлила. Предусмотрительность требовала проверять комнату за комнатой – не затаился ли кто внутри, выжидая случая ударить в спину. Впрочем, пахло здесь – не считая камня и, возможно, отполированной стали – только ею и Килем. И слышала она два сердца: его (медленное и размеренное биение) и ее (безумный галоп). Что бы ни затаилось в засаде, ничто не могло быть опаснее той, в кого превращалась она.
Они прошли еще пять дверей из того же блестящего металла, закрытые, без окошек. Словно тюрьму осматривали, только в тюрьмах бывает темно и сыро, все ржавое, грязное. А здесь – в Засидке, как назвал ее Киль, – совершенно пусто и чисто, словно кто-то каждое утро подметал, намывал длинный коридор, стирал пыль… Сквозь не-стеклянные вставки в потолке сочился тот же серебристо-голубой свет. Ей бы радоваться, что не пришлось тащить в руке факел и шарахаться от каждой тени, а Гвенна вместо того скалила зубы и с излишней силой сжимала оружие.
Наконец Киль задержался перед одной из дверей, провел пальцами по вставленному в створку устройству наподобие рычажка.
– Замок? – спросила она.
Историк кивнул и медленно повернул рычаг. Звякнуло, будто металл задел камень, повеяло сквозняком. Дверь чуть отошла наружу.
– Хорошо. – Она судорожно вздохнула.
– Хорошо, – кивнул Киль.
С мечом в одной руке и ножом в другой она скользнула в щель.
В мозгу «звездочкой» взорвалась мысль: «Как я обманулась!»
Ее обмануло чутье. Обманул слух. Обманула уверенность в безопасности. Засидка вовсе не была необитаемой. И безопасной. Она кишела жуткими пауками. Твари расселись рядами на блестящих металлических столах, подогнув хрупкие суставчатые лапы длиной в ее руку, изготовившись к прыжку. Другие уже тянули к ней острые как бритва когти.
Гвенна отступила на шаг, подняв клинки. В жилах кипела кровь. Но пауки не бросились на нее – сидели неподвижно, словно окаменев в движении. И теперь она разглядела, что никакие это не габбья. Длинные членистые лапы не хитиновые – стальные или из того, что в Засидке заменяло сталь, и не сидели они на этих блестящих столах, а составляли с ними единое целое, врастали в поверхность.
– Они не представляют опасности, – сказал вошедший вслед за ней Киль. – Просто старые инструменты.
Пауки не казались старыми и уж точно не походили на известные ей инструменты, хотя одни лапы заканчивались лезвиями, другие вроде бы пинцетами, булавками, линзами.
– Для чего инструменты? – проворчала Гвенна, пытаясь усмирить бешеный галоп сердца.
Все столы были привинчены к полу, каждый доходил ей до пояса и позволял удобно улечься самому рослому мужчине. Удобно, если тот рослый мужчина не прочь полежать на холодном металле.
– Для исследований, – ответил историк.
Он прошел к стене, заставленной шкафчиками, полками, ящиками из стекла и стали. Одни полки были пусты, на других стояли стеклянные сосудики странной формы, для питья слишком мелкие. Тут же висели на крючках другие инструменты: ножницы, бритвы, металлические линейки с невразумительными значками.
Киля все это не интересовало. Узловатым пальцем он сдвинул защелку шкафчика. Внутри обнаружились выдвижные ящики глубиной всего в несколько пальцев. Под рукой историка, выдвигавшего их один за другим и задвигавшего на место, ящички отзывались шепотом. Гвенна успела заметить мотки тонкой материи вроде шелка или муслина; инструменты, похожие на перья, а может, и вправду перья; еще линзы и тонюсенькие, запаянные с обоих концов стеклянные трубочки с поблескивающей серебром жидкостью внутри. Все было ей незнакомо, и от необычности увиденного Гвенна сперва насторожилась, потом начала сердиться.
Напрягшись до дрожи, она отложила мечи и нож на металлический стол и осторожно отошла. Не хотела держать их в руках, когда ярость нахлынет в полную силу. В ее мысли прорвался голос Киля.
– Вот, – сказал он, доставая что-то из самого нижнего ящика.
– Кольцо? – Гвенна прищурилась.
Кивнув, он перебросил находку ей.
Ее рука сама собой перехватила вещицу. Кольцо было холодным, как осколок промороженного столетиями ледника. Холод проник в пальцы, разошелся к ладони. Она ждала, что с ним придет онемение, но вместо бесчувствия в ней зародилась глубинная, кровоточивая боль.
– Наденьте.
– Это и есть лекарство? – спросила она, разглядывая кольцо.
Черное, словно лакированное, и перекручено так, что мозги сворачиваются, тщась проследить множество граней и изгибов.
Часть Гвенны не хотела лекарства. Большая часть.
– Ради Крысы, – тихо сказал историк. – Наденьте.
Гвенна надвинула кольцо на средний палец левой руки.
И провалилась.