Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Его изломанная фигура казалась такой бессильной, безобидной, но лишь потому, что он хотел так выглядеть. Он не погиб в сражении с манджари. Он пережил хамакшу. Он, хоть и хромой, не отставал от самой Гвенны на подъеме в гору. Она с ужасом поняла, что представления не имеет, на что способен бессмертный историк. Тот, не замечая твердо выставленного ему навстречу клинка, взглянул ей в глаза.

– Я вам не враг.

«Убей его, – шепнул внутренний голос. – Убей сейчас, пока не поздно».

Она не знала, говорит в ней мудрость или болезнь.

– Не враг? – Гвенна переступила в сторону, давая себе возможность зайти под углом. – Вы и неббарим так говорили, прежде чем пристегнуть их к тем столам?

– Я здесь никогда не служил.

– Однако много чего знаете об этом месте.

– Я знаю многое о многом.

Он двигался в такт с ней, непринужденно, как бы невзначай, но она теперь видела – видела то, чего не замечала долгие недели совместного пути: как он всегда оставлял себе возможность парировать или уклониться, с какой неощутимой легкостью согласовывал свое движение с ее.

– Почему вы дали мне понять?

Киль именно позволил ей увидеть правду. Это было ясно. Он не одну неделю, месяцами болтал этой правдой у нее перед носом. Не будь она так тупа, так занята собой, гораздо раньше бы поняла.

– Так легче взаимодействовать, – ответил он. – Понимая, кто я такой, вы поймете суть моих познаний и возможностей.

– Что же вы прямо не сказали? Какого хрена Адер не скрыла?

– Это разрушило бы основы доверия.

– Я вам и так не доверяю.

– Доверяете, – убежденно возразил историк. – За прошедшие месяцы я помогал вам не раз и не два. Прежде чем узнали, что я кшештрим, вы убедились, что я силен, полезен, надежен.

– Надежные люди не проводят всю жизнь во лжи.

– Надежные люди лгут постоянно. Ни одно из моих умолчаний не угрожало вам, кораблю, команде или цели экспедиции.

Она методично перебрала в голове каждое его утверждение, каждое действие со времени выхода из Аннура. До сих пор все его сообщения о Менкидоке и болезни подтверждались. При атаке манджари он был на палубе, не жалел стрел. Во время бури помогал Бхума Дхару держать «Зарю» на курсе. Желай он повредить экспедиции, у него была уйма возможностей. Он спас ее от яда габбья.

Все это не давало оснований ему доверять. Надо сойти с ума, чтобы увидеть в нем союзника. Но и с тем фактом, что он не действовал как враг, приходилось считаться.

– Вы здесь, – медленно проговорила Гвенна, – в этой экспедиции не из праздного любопытства.

– Любопытство не бывает праздным.

– Непременно попрошу высечь эти слова на вашем надгробии.

– Люди очень давно дожидаются моей смерти.

В его голосе не было самодовольства.

– Давайте-ка я спрошу прямо, – сказала Гвенна. – Зачем вы здесь? Зачем отправились с нами? Кеттралы вам, конечно, на хрен не нужны.

Он разглядывал ее своими серыми глазами.

– Напротив. Меня очень интересуют кеттралы. Но вы правы в том, что меня интересуют не только они.

– Жду не дождусь уточнений.

– История…

– История была и нету, – перебила Гвенна. – Что бы ни было здесь раньше, оно прошло.

Киль строго взглянул на нее:

– История никогда не кончается. Порой она засыпает, не более того.

– Что бы эта чушь ни значила.

– Поймите, с Менкидоком что-то не так.

– Кроме шуток? – Она вылупила на него глаза.

– Что-то, помимо болезни. Найденный нами на юге город… Его не должно там быть. И тела в Соленго… – Киль покачал головой. – Мир вывихнул сустав.

– С миром всегда так. Вам ли, историку, не знать? Всегда где-то что-то идет кувырком.

– В данном случае просматривается закономерность.

– Какая закономерность?

– Я еще не могу представить цельную картину.

– Вот чем вы тут занимаетесь? Ищете недостающие кусочки?

– А также веду подготовку к различным бедствиям.

– Каким еще бедствиям?

Он долго не сводил с нее серых, как камень, глаз. А когда наконец ответил, голос был холоднее стен этого склепа.

– К войне. – Он поднял Хал знает сколько раз переломанный палец. – Голоду.

Еще один палец.

– Мору. Безумию. Хаосу. – Растопырив все пальцы, Киль уставился на свою ладонь, словно впервые увидел, и стиснул пальцы в кулак. – Уничтожению.

54

Третий день отборочных боев раскололся надвое. В небе на севере чернела туча. Дельту секли молнии. По всему небосклону раскатывался гром, соперничая с шумом собравшейся толпы. Но прямо над ними сияло яркое немеркнущее солнце. Рук потянулся к воде. Он все утро не мог напиться.

Его тело, как и этот день, словно раскололось надвое. При мысли о смертоубийстве беспощадный кулак больно сжимал желудок. Месяцы бега, подъема тяжестей, учений привели наконец к убийству. Убей или умри. Стоило представить зажатое в руке копье, вообразить, как оно входит в чужое тело, к горлу подступала тошнота. Представлялись большие глаза Эйры, глядящей на его отступничество. И все же – не только тошнота. Под ней струей знойного ветра растекалась почти судорожная готовность, как если бы, пережив тошноту и раскаяние, он должен был обрести чистоту и волю к охоте.