Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Отхлебнув еще воды, он усилием воли вернулся к настоящему, напомнил себе, что бой – еще не конец. Его просто надо пройти, чтобы достичь истинной цели – побега.

Чудовище, Мышонок и Тупица встретили план с недоверчивым восторгом.

– Вот уж тупое дерьмо, – хихикала Чудовище. – Глупо, глупо, глупо! Да что уж там, сколько глупостей сделано, нечего и менять.

Она прищурилась:

– Вы наверняка понимаете, каким искушением будет, вскрыв ту дверь, уйти без вас.

– Куда уйти? – негромко осведомился Рук.

– В таком большом городе хватает укромных мест, – картинно пожала она плечами.

– И охота тебе прятаться до конца жизни? – Он покачал головой. – Уйти с Арены – это даже не первый шаг. Бежать – значит совсем покинуть город. А для этого вам нужен я.

– Умеешь ты разрушить девичьи мечты, – помрачнела Чудовище.

– Мечтай, я разве против? – Рук потрепал ее по плечу. – Просто хочу, чтобы в твоих мечтах нашлось место нам с Талалом и Бьен.

После долгих переговоров женщина согласилась выбраться за стену, посмотреть, сумеет ли взломать замок кладовой, и вернуться с докладом. Станет ли она соблюдать соглашение – другой вопрос, и над ним перед боем не осталось времени ломать голову.

Талал, прислонившись к загородке отсека, смотрел на засыпанный песком круг. Он долго стоял так, прежде чем покачать головой.

– В городе что ни день гибнут сотни людей – тонут, умирают от паучьего яда, от старости, а им еще это понадобилось.

– Жертвоприношение, – пожал плечами Мышонок и в который раз покосился на нужной горшок у стены с трещиной.

– Ложная жертва ложным богам, – проворчала Бьен.

Она сгрызла ноготь до мяса, до крови в лунке. Спохватившись, удивленно осмотрела, вытерла руку о нок и повернулась к Талалу.

– Каково было расти там, где никто никогда не слышал о Троих?

– Люди есть люди.

– Как эту хрень ни понимай, – бросила Чудовище.

– Понимать надо так, что люди любят смотреть на смерть. Для убийства изобретают разные поводы: ради богов, ради императора, ради детей, ради чести. И способы изобретают разные: войны, рабство, резня во имя освобождения окраин империи от целых племен… – Талал помолчал, качая головой. – Но без убийства нигде не обходится. Никогда.

– Не верю, – вытаращилась на него Бьен. – Должен быть лучший путь.

Талал наконец перевел взгляд на нее:

– Конечно, он есть. Только лучший путь никому не нужен.

Солдат кивнул на трибуны, заполненные тысячами домбангцев. Они висели на перегородках, лезли на опоры, колотили пятками в настил, наполняли воздух тяжелым, как груз, шумом.

Рук заставил себя вглядеться в толпу, выделить лица.

Он остановил взгляд на лысоватом мужчине с родимым пятном на щеке. Его обнаженные руки по локоть были лиловыми. Красильщик, значит. День за днем проводит у красильных чанов, тихо трудится, окрашивает ткани, как умеет добавляет миру красок. Сейчас он вопил в лицо соседу, брызгал слюной.

Через несколько человек в том же ряду маленькая, не старше семи, девочка смастерила себе куклу из початка сладкого тростника. И нарядила в лоскутки, придав ей сходство с одним из Достойных: обрывок сети в руке, прутик-копье в другой. На глазах у Рука девчушка начала медленно, старательно, с нескрываемым наслаждением расчленять куклу, швыряя оторванными конечностями в нижние ряды.

– Эйра указывает лучший путь, – сказал Рук.

Слова прозвучали фальшиво и походили на плохо обожженный горшок, готовый развалиться под собственным весом.

– В том, что ждет нас сегодня, Эйре места не будет, – отозвался Талал, встретив взгляд Рука.

Тупица захихикал из-под полей своей шляпы.

– Просто напоминаю: ты здесь, чтобы сражаться, а не сочинять трактат о божественной подоплеке человеческой нравственности. – Он кивнул на круг, куда рабы выносили стол с оружием.

– Когда же мы узнаем, с кем бьемся? – обратилась к Коземорду Бьен.

– Скоро, – ответил мастер. – Но прежде верховная жрица… Удостоит нас нескольких слов.

Чудовище сплюнула на песок. Впрочем, никто, как видно, не разделял ее презрения. Когда у высокого корабельного борта появилась Ванг Во, арену накрыла тишина, словно женщина, просто явив свое лицо, преобразила буйную толпу в нечто иное, почти святое. Она дала себе время оглядеть собравшихся, после чего заговорила:

– Мясо.

И на этом единственном слове замолчала. А потом, к удивлению Рука, улыбнулась.

– Так и есть: мясо. Два дня назад в этот круг вышел человек, наплевавший на наших богов… – Жрица переждала беспокойный ропот в толпе и взмахнула рукой, словно отгоняла муху. – Он говорил, говорил и говорил: о своем Владыке и его войске, какие они сильные, какие ужасные. И что дальше?

Рук услышал в ее голосе улыбку.

– Мы превратили его в падаль, – заключила женщина.

Трибуны взорвались ликованием, но жрица жестом утихомирила крикунов.