Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

– Вам приходилось бороться с крысами?

– Чуть не каждый год, если зима выдавалась не такой холодной, чтобы выморозить большую часть. По весне мы их неделями морили.

– И вымаривали всех? – поднял бровь Киль.

– Нет, конечно. – Гвенна замолчала, уставившись на него. – Неббарим не крысы…

– Нет. Они были много умнее, много сильнее и много опаснее крыс.

– Вы думаете, кто-то выжил?

– К настоящему времени я в этом уверен.

– Как? – покачала головой Гвенна.

– В любом виде живых существ встречаются особи быстрее и хитрее большинства. И беспощаднее. Такие и выживают. Такие учатся на ошибках. Такие рано или поздно возвращаются – через месяц, через год, через десять тысяч лет… И осаждают вас.

* * *

Долгий подъем продолжался в молчании и боли, мысли прорастали шипами.

Кшештрим были убийцами.

Нет, не так. Мало сказать – убийцами. Они погубили целый континент: каждую букашку, каждое животное, каждое дерево, каждую травинку – лишь бы покончить с врагом. Некоторые, как сказал историк, готовы были и всем миром рискнуть. Историк-кшештрим.

Она хотела спросить, на чьей стороне был он в то далекое тысячелетие, когда его народ спорил, применить ли губительное оружие. Но не успела сложить слова, как почувствовала в глубине носовых пазух, прямо за глазами слабый зуд, запашок – и не камня, и не металла. Она вдохнула поглубже…

– Падаль.

Историк остановился.

– Мои органы чувств уступают вашим.

– Будто там что-то сдохло.

– Будем надеяться, там только мертвые.

– По-моему, вы сказали: габбья в ту дверь не войти.

– Я сказал, что это маловероятно, – поправил он.

– Неутешительно. – Гвенна вытянула второй клинок.

– А вы искали утешения? – вздернул бровь Киль.

Она пропустила насмешку мимо ушей, прикрыла глаза, вслушалась.

– Ничего не слышно. Ни шагов, ни стука сердец. Сюда ведут другие проходы?

– Трубы для затопления лестничного колодца. И еще наверху, гораздо выше…

– Могло в них что-нибудь забраться?

– Если оно способно взобраться на сотни шагов по гладкому камню.

– Габбья! – с отвращением бросила Гвенна.

– Сомнительно. Возможности индуктивных рассуждений ограниченны. Иногда приходится полагаться на глаза.

– То есть вы предлагаете самим посмотреть, кто там наверху: чудовище-людоед или груда мертвечины?

– У вас есть другие предложения?

– От кшештрим я надеялась услышать что-то, кроме «пойдем глянем, попытается ли оно нас убить».

– Надежда всегда представлялась мне непостижимым чувством.

Гвенна угрюмо выругалась и, выставив перед собой клинки, двинулась дальше вверх.

Пока добрались до следующей площадки, запах стал точь-в-точь как на бойне. Густая вонь забивала горло кляпом, душила ее. Гвенна немало возилась с трупами – и на учениях, и после, – но то обычно бывало под открытым небом, на поле боя или на корабельной палубе. В замкнутом пространстве Засидки запаху некуда было деться.

С площадки открывался дверной проем. Заглянув в него, Гвенна покосилась на Киля и шепнула:

– Сердец по-прежнему не слышно. И дыхания.

Киль кивнул.

– Но это не значит, что я рвусь войти первой, – указала клинком на проход Гвенна.

– Вы куда проворнее, – заметил историк.

– Вот и не испытывайте меня. – Она приставила острие меча к его груди.

Киль смерил взглядом полосу стали, кивнул, взял копье на изготовку и шагнул в проем.

Гвенна сосчитала до пяти: довольно времени, чтобы сработала ловушка и выдала себя засада, – и прошла за ним.

Прежде всего ее поразила величина зала. Не меньше ста шагов в поперечнике, можно уместить внутри целую деревушку и еще гонять вокруг лошадей. Потолок сходился над головой изящным куполом, и места под ним хватило бы для испытания небольшой мортиры. Кшештрим вплели в этот купол жилки того странного небьющегося стекла, что пропускало тихий холодный свет голубого льда. Свет этот отражался в полу – совершенно свободном, не считая стоявшего посредине стола или алтаря по грудь высотой. Гладкий черный камень блестел, словно отлакированный.

«Нет, – поняла Гвенна. – Не камень. Вода».

Будь здесь ветер, по такой воде можно было бы идти под парусом. Целое озеро. Постояв немного, Гвенна плюнула с берега – по поверхности медленно и беззвучно разошлись круги.

– Вот, – произнес Киль.

Она обернулась. Историк указал копьем.

По окружности зала тянулась каменная дорожка – в два шага шириной, самую малость приподнятая над уровнем воды. На ней совсем близко, камнем добросить, распростерлись два трупа. Гвенна всмотрелась, и сердце глухо стукнуло в груди.

Первая туша была несомненным порождением менкидокской болезни – непомерно увеличенное насекомое с прозрачным панцирем, фасетчатыми глазами, жилковатыми крыльями и явным излишком зубов. Из разрубленной спины вытекла чернеющая жижа, застыла лужами на камне. Пробивший скорлупу меч недалеко откатился от выпустившей его руки.

Женщина была одета не по-солдатски. Вместо доспехов – простые тонкие штаны и облегающая рубаха. Так иногда одевались моряки, но Гвенна не уловила запаха моря. Короткие заложенные за уши волосы не скрывали гладкой темной кожи лица. Пустые глаза неподвижно глядели в сияющий свод. Какая рана ее свалила, Гвенна пока не видела.