Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

– Любовь кровью каплет с моей пасти.

Первый взревел, подался вперед.

– Любовь – вечная боль моих потерь!

Он немыслимым усилием противился ее силе, продвигался вперед, капая слюной из распяленного рта. Но вперед продвигалась и Бьен.

– Я верила им, – кричала она. – Верила тем, кто говорил, что моя любовь – моя слабость, но они лгали!

Она сжала кулаки, удушая пустоту, – Первый поднялся в небо.

– Моя любовь – мой клятый меч!

Диким взмахом руки она швырнула врага. Тот, кто унизил богов дельты, отлетел с яростным рыком, врезался, расплескав огонь, в горящие скамьи и скрылся под обломками трибун. Рук стоял, бесполезный, словно скованный змеиным ядом, и смотрел на Бьен. Свет пожара обтесал ей лицо. Глаза пылали. По щекам струились слезы. На миг она показалась ему небывало большой, великой, созданием света и тьмы, выступившим из самой ночи. Потом Бьен ахнула, обмякла, скрючилась.

Талал опомнился первым и подскочил, поддержал ее, не дал упасть.

– Вот теперь совсем пора. – Кеттрал ткнул пальцем в отсек Коземорда. – Надо уходить.

– Куда уходить? – покосился на него Кочет.

– Нет! – рявкнул Рук.

– Об этом некогда думать, – сказал Талал. – Уходим все, и сейчас же.

– Я тебе жизнь спасла, любовничек, – напомнила Змеиная Кость.

– Без нее не уйдем, – ответил всем сразу Рук.

Он смотрел на распростертое тело Кем Анх.

– Она покойница, – возразил Кочет. – Соблазнительная, но покойница.

Рук покачал головой. От неподвижного тела било жаром, как от раскаленного солнцем песка.

– Нет. Ее так просто не убьешь.

Он в два шага добрался до тела, поднял, согнулся под его тяжестью. Он никогда не пробовал поднять ее на руки – ту, кто столько раз носила на руках его. Она была вдвое, если не втрое, тяжелей самого грузного человека, но она не учила его увиливать от тяжелой работы. Он напряг волю, укладывая ее себе на плечи.

– Ты уверен?.. – спросил Талал.

– Идем! – рыкнул Рук уже на бегу.

Чужие солдаты настигли их у края круга. Если дождь искр, рушащаяся сверху Арена или поражение Владыки и напугали их, кара за отступление явно пугала больше.

Кочет опутал двоих сетью. Талал сбил третьего. Рук перевалил Кем Анх через загородку и прыгнул следом.

– Вперед, – сказал Талал, знаком торопя Бьен. – Иди.

Она кивнула и скользнула в пролом.

– Я бы еще подрался, – заявил Кочет, – но, похоже, теперь моя очередь.

Цепь от Бьен тянулась к его шее.

Он и Змеиная Кость скрылись в дыре.

– Теперь ее, – распорядился Талал, указав глазами на неподвижную Кем Анх.

Рук кивнул, опустился на колени у стены, начал проталкивать ее на ту сторону. Он чувствовал, что за стеной ее подхватили, но цепь застряла на торчащей щепке. Он медленно потянул обратно, поправил цепь.

– Поживей бы! – рявкнул Талал.

Рук рискнул обернуться: копейщики столпились вокруг отсека. Глаза у них стеклянно блестели – он видел такой блеск у накурившихся «гнилого корня». На их месте другие бойцы, даже хорошие бойцы, особенно хорошие бойцы остереглись бы. Эти держались, словно бессмертные. И тут под взглядом Рука что-то врезалось в ряд солдат сзади, разметало их. Упал один, за ним другой, кто-то начал разворачиваться к новому врагу, но Коземорд уже вырвался из свалки. Он все еще держал рукоять зонта, только теперь вместо красного вощеного круга из нее торчало узкое лезвие длиной в локоть.

– Я… придержу их, – деловито проговорил мастер.

Талал покачал головой, на ходу меняя план.

– Нет. Полезайте. Я за вами.

– Пожалуй, нет, – мотнул головой мастер.

– Пошел! – рявкнул кеттрал.

– Знаете ли вы, почему… – Коземорд словно вел беседу за чашей вина, – почему я не вступил в ряды Достойных? Почему сам не отправился в дельту?

– Не до того! – бросил Рук.

Кем Анх уже была за стеной, но на трибунах ревел огонь. Коземорд будто не слышал его.

– Потому, что мне было страшно. – Словно ставя точку, он ловким движением клинка перерубил ближайшее копье и покачал головой. – Какая жалость.

Следующий наконечник он пропустил мимо себя, рассек, выбил обрубок из рук солдата и едва ли не ласково ввел тонкий клинок ему в глаз.

– Мы все уйдем, – сказал Рук. – И вы тоже.

Коземорд не взглянул на него, отвечая.

– Ты исходишь из… ложной предпосылки. – Извернувшись, он ушел от удара и проткнул державшую копье женщину. – Никто не уйдет. Некуда идти. В том и красота, и правда Арены; в Домбанге, в дельте, в широком мире…

Он величественным движением тонкого клинка обвел вопящее пламя, чудовищ, бойцов, умирающих…

– От этого не уйти.

59

– Йеррин, когда-нибудь видал такое?

– Такого паука я никогда не видел, – ответил Йеррин.

Старый монах разглядывал спускающуюся ночь сквозь чердачное окошко.

Акйил повыше поднял камень. «Семя», как назвала его та кшештрим. В руке оно казалось теплым – теплее, чем должно бы, но ведь и ночь выдалась теплая. Может, просто мерещится.

Он прошел к окну, к Йеррину. И правда, поперек оконной рамы протянулась паутина, тончайшие нити ловили отсветы дня. Паук притаился с краю. Редкий или обычный, Акйил не знал. Он не изучал пауков мира сего.

– Ты вот на что взгляни, – попросил он, протянув старику семя.

Йеррин неспешно обернулся, взял камень и покачал головой.