Пепел перемен, Том 4: Ни богов, ни королей

— Теперь же, — провозгласил его величество, — как священный король Энгаты, первым своим приказом объявляю матриарха Агну Пречистую своей верховной советницей. Я карающая длань Калантара, так пусть она будет моим указующим перстом. И первыми, на кого указал перст, стали эти недостойные люди, — король опустил взгляд на заключённых у помоста. — Их преступления отличаются, но наказание за них едино — смерть.

Стражники затащили первого несчастного на эшафот, где его уже ждали палачи. Один — немолодой с оплывшим лицом и жидкими длинными волосами, другой — угрюмого вида детина с толстыми как брёвна руками, и трое их помощников — просто крепкие парни, ничем не примечательные. Обескровленное лицо приговорённого не выражало ни единой эмоции. С трудом поднявшись по деревянным ступеням, теперь он едва держался на израненных ногах.

— Помощник старшего повара Пип, ты обвиняешься в служении предательнице королеве Мередит и участии в заговоре против короля Энгаты. Признай свою вину пред ликом богов и людей, Троих и многих, и твоя смерть будет быстрой.

Высохшие губы поварёнка задрожали и сиплый обессиленный голос произнёс:

— Я… Виновен…

— Четвертование! — провозгласил король и толпа восторженно взревела.

В эту же секунду с преступника сорвали одежду и опрокинули на широкую плаху. «Поделом предателю!» — выкрикнул кто-то. «Отправляйся в ад!» — добавил другой, и на висельника посыпались проклятья. Эрнивалю ещё не доводилось видеть беснующейся толпы, жаждущей крови, и ему стало мерзко. Его величество кивнул, и угрюмый палач взял увесистый топор. Замахнулся и, резко выдохнув, отрубил бедняге руку по середине плеча. Потом, не теряя времени, перехватил топор поудобнее и проделал то же самое со второй.

Помощник старшего повара Пип вопил нечеловеческим голосом и отчаянно стучал ногами. Вдруг он лягнул одного из палачей и скатился сначала с плахи, а потом и с помоста, рухнув на землю прямо рядом с Эрнивалем. На серую сутану брызнула кровь, и магистру пришлось сделать шаг в сторону. Одна девушка из толпы побледнела и упала без чувств, а палачи поспешили втащить приговорённого обратно.

— Держите крепче, — приговаривал жидковолосый. — Людвиг, руби!

Преступника растянули на плахе, а детина с топором быстро лишил его ног. Над храмовой площадью прокатился душераздирающий крик, но вскоре резко прервался: палач отрубил несчастному голову. «Как тыква покатилась!» — донеслось из толпы, и Эрниваль пожелал оказаться где угодно, только не здесь. Судя по позеленевшему лицу главы городского совета, приложившего к губам платок, он испытывал то же самое.

Эшафот очистили, и следующим на нём оказался рослый мужчина. Его распухшие губы покрывала чёрная корка запёкшейся крови, а на лице читалось смирение с судьбой.

— Сир Гримуальд Гвил, — провозгласил король, — вы верно служили мне долгие годы, но запятнали себя предательством. Вы опозорили свою семью, навечно вписав в родословную ваших потомков имя предателя. Я, Эдвальд Одеринг, священный король Энгаты, лишаю вас рыцарского звания и всех прав наследования, теперь вы не более чем жалкий доносчик. Признайте свою вину пред ликом богов и людей, Троих и многих, и ваша смерть будет быстрой.

Вместо ответа сир Гримуальд промычал что-то неразборчивое и Эрниваль понял: рыцаря лишили языка.

— Он признал вину! — провозгласил король. — Рыцарей и лордов положено казнить через обезглавливание, но сир Гримуальд лишён всех титулов К тому же он притворялся глухим, чтобы подслушивать королевские разговоры, а потому… — его величество сделал паузу, —…ему в ухо будет залит расплавленный свинец!

На лице мужчины появился ужас. Мимо Эрниваля к эшафоту пронесли увесистый тигель с густой серебристой жидкостью, от которого пыхало жаром. Жидковолосый палач надел толстые кузнечные рукавицы, а его помощники крепко прижали приговорённого к плахе. Пока приговор приводили в действие, рыцарь тщетно вырывался, пытался что-то сказать, но из его рта вырывался лишь отчаянный звериный рёв. Впрочем, длился он недолго. Когда тело перестало дёргаться, послышался глухой треск, за которым последовал вздох палача:

— Череп треснул, — негромко проговорил он. — Как я и думал. Уносите.

Трое помощников уволокли тело сира Гримуальда, а король вновь поднялся с места. Когда он обвинил послушника Рутвена в краже книги из библиотеки Чёрного замка, Эрниваль не поверил своим ушам. В ответ на требование его величества признать вину и обещание быстрой смерти, парень лишь кротко ответил:

— Боги видят виновных и невинных, мои слова не значат ничего… — Рутвен кашлянул, каждое слово давалось ему с трудом. — Я лишь прошу… Кто будет служить в конюшне при храме… Пусть позаботится об Аминее, моей лошади. Расчёсывает гриву по утрам… Гребень найдут в моей комнате…

— Звери, близкие ворам, несут на себе скверну, — невозмутимо сказал король. — Лошадь отправят на живодёрню.