Пепел революции

Однажды утром, когда отец, как обычно, ушел на работу, а мы побежали во двор играть. Когда в обед вернулись покушать, в комнатке нас уже ждали несколько человек во главе с хозяйкой. Они сказали, что мама ушла в лучший мир и больше не вернется. Я тогда не понял, о чем речь, но подумал, что лучший мир — это место, где много котят, конфет и воздушных шариков. Старуха эта, несмотря, на свой отвратительный вид, оказалась женщиной весьма сердобольной и ответственной. Она сказала, что теперь мы с братом будем жить в особом доме с другими детишками, как она их назвала — сиротками. Я тогда не знал, что означает это слово.

Он замолчал и долго смотрел в потолок.

— В общем, нас отправили в приют. Мне там совсем не понравилось. Дети там были злые, они нас били и забирали игрушки. Взрослые, сотрудники этого учреждения, тяготились своей работой и на любой вопрос отвечали или крепкой руганью или затрещинами. Мы с братом часто плакали рядом, и просили вернуть нас к родителям, но старшие дети смеялись и говорили, что мать умерла, а отец нас бросил. Я им, конечно, не верил, ведь мне сказали, что мама отправилась в чудесную страну, а как она может забыть о своих детях? Но, постепенно, мы там привыкли и о родителях вспоминали все реже. А потом… Потом нас с братом разделили по разным приютам.

Она охнула.

— Да. Я не знаю, где он был, в каких городах, он никогда не рассказывал, но однажды, через несколько лет, это, действительно, какое-то чудо, мы с ним встретились на улице города. Вернее, не так. Я заметил какого-то оборванца, который показался мне смутно знакомым. Он не узнал меня. Пошел за ним, долго колебался, брат это или кто-то очень похожий. Сама понимаешь, дети в маленьком возрасте быстро растут и изменяются. Потом заговорил с ним и понял: это он. С небольшой помощью и он меня вспомнил. Мы убежали из своих приютов, и больше никогда не расставались. Мы остались единственные близкие люди друг у друга, понимаешь. Опоры. Никого больше нет. Вот так мы и выросли с ним.

— А где он сейчас? Остался в Москве?

— Нет. Он погиб. Недавно, — он судорожно сглотнул и отвернулся от нее.

Она нежно обняла сзади и так они провели ночи. Утром он уехал.

Глава 11

По дороге до Симферополя было сразу заметно, что теперь жителей Крыма стало намного больше. Многочисленные солдаты, офицеры, в разные стороны двигался транспорт с военными грузами. И это только обычная дорога, что творилось на железных было даже трудно представить. Была одна особенность — почти все грузы направлялись не от столицы Крыма, как можно было предположить, к портам, а наоборот. Будто была поставлена штабом задача — собрать всю военную амуницию в Симферополе.

В самом городе военных было не так много. Как предполагал Кильчевский, все, желающие защитить полуостров, уже находились на севере, а основная масса штабистов и тыловиков обиталась в Севастополе, чтобы в случае падения, можно было быстро эвакуироваться.

Но куда теперь бежать? В Грузию? Да там сейчас такая власть, которая еще более враждебно относится к белым, чем даже большевики. Симферополь был пуст и как-то безлюден. Кильчевский проехал по улицам, магазины и лавки все были закрыты. Интересно. Может, он пропустил какую-то новость?

На вокзале он сел в купе и снова понадеялся, что соседей не будет. Но даже кто-то и составит ему компанию, то это не так страшно — ехать сущие пустяки. Поезд тронулся, и он уже намеревался подремать, как мимо его купе промелькнула знакомая фигура в необычном головном уборе.

— Мулла?

Человек к феске остановился и обернулся.

— Какая встреча! Добрый день.

— Заходите ко мне, тут целое купе. Или, вы с кем-то?

— Нет, один. Воспользуюсь вашим предложением, спасибо.

Они сели напротив, им принесли чай.

— Рассказывайте, как у вас? Какие дела в Севастополе? Как умма?

— Знаете, с нашей последней встречи особо изменений нет. Мы, крымские татары, не трогаем очередную власть, она не трогает мусульман. В общем, жаловаться не на что почти.

— Как-то вы не очень почтительно относитесь к власти, которая сражается в том числе и за вас. Они за восстановление старых порядков. А татар при царях не обижали. Кто знает, что с вами большевики сделают?

— Так-то оно так. Только все, что вы говорите — правда, которая была. Те люди, которые сражаются на стороне белых, думают иначе. Какой-то сброд, простите за мои слова. А что большевики сделали в России — знаем. Церкви взорвали, попов расстреляли и пригрозили: кто будет следовать культу, будет жестоко преследоваться. Но мы молимся Всевышнему и надеемся, что к нам будет иное отношение.

— А почему «почти»? Неужели были инциденты?

— Как вам сказать, — он замялся. Мы не хотели об этом раздувать шум, но да, бывало. Грабежи были и убийства. И что самое обидное, не со стороны русских, а от горских отрядов.

— Вот те на. Они грабят своих единоверцев? Никогда бы не подумал, что такое возможно.