Пепел умерших звёзд

Парк недовольно заворочался во сне: его потревожили. В клубящейся молочно-белой пелене тумана скользила тень – неясная, смутная, перетекающая. Человек? Зверь? Неведомый паук-осьминог, многорукий и многоногий?! Не поймешь – струится тень, расплывается, скользит между деревьями размытым пятном, ни ног не сосчитаешь, ни рост не измеришь. Проскользнет мимо, беззвучно, не потревожив ни единой ветки – и гадай потом: было или померещилось? Явь или морок?

«Конечно же морок», – засмеялся бы про себя Кеадал, услышав такой вопрос. Исконный морок Звездного народа, что становится вдвое, втрое крепче среди густого тумана. Так заморочит, что вовек не поймешь: быль, небыль?.. Йаэрна и природа неразлучны, и в лесу или в парке любой из них чувствует себя куда свободнее, чем среди мертвых нагромождений стали, бетона и стекла, которые смертные зовут городами.

Кеадал любил городской парк куда больше, чем что-либо иное на этом курорте. Случайно или намеренно, его разбили в средоточии хоровода сил, и геометрически выверенные аллеи, такие ухоженные на планах, диковинным образом преобразились, когда из-под земли ручьями забило волшебство. Мало кто из смертных понял причину, по которой заурядный по замыслу парк приобрел неодолимое очарование, даже для самих гномов-садовников это осталось загадкой – но с тех пор горожан тянуло сюда как магнитом. Одни дороги зарастали, другие протаптывались – узенькие, едва заметные тропинки, петляющие среди кустов, – лик парка изменялся, а деревья продолжали нашептывать гуляющим старые сказки.

Йаэрна не застал начало этой истории, но его несложно было достроить, гуляя по темным аллеям и зная, куда смотреть и что слушать. Кроме него в округе было еще несколько посвященных – пара собратьев, так же, как и сам Кеадал, сведущих в заветном колдовском искусстве, и несколько чародеев из Костуара. Все они приходили сюда не только за отдыхом, как простые горожане, – они черпали здесь могущество, восстанавливали утраченные силы.

При мысли об имперцах щупальца непроизвольно дернулись. Впрочем, с самого начала войны между отдыхающими воцарилась молчаливая договоренность: в парке не враждовать.

Однако сейчас Кеадала больше занимали совсем иные вопросы. Он двигался к самому сердцу хоровода сил, туда, где сходились воедино глубинные магические токи. Проведенные летом расчеты говорили, что именно этим утром, на рассвете, источник сил выйдет на самый пик – и кто знает, какие свойства тогда обретут растущие там деревья и травы? Йаэрна был полон решимости это выяснить.

Предвкушение отравляла лишь одна, зато необычайно назойливая мысль: а что, если на месте его встретят конкуренты? Вдруг не он один сподобился провести нужные обряды? И ладно бы на месте встретится кто-то из своих – а ну как чужак? Что тогда? Кеадал дернул щупальцами, отгоняя мрачные думы.

Туман продолжал клубиться, превращая все вокруг в зыбкие, неясные тени, но сбить йаэрна с пути он не мог. Дитя лесов врожденным чутьем находил верный путь, а сейчас его направляли еще и сверкающие ручейки магических токов, струящиеся в белесой мгле. Словно неугасимые маяки, вели они за собой – разве можно здесь заблудиться?

Впереди начало разгораться яркое зарево странного, нездешнего оттенка. Пришел!.. Кеадал сделал несколько шагов… и замер. Проклятье! Его все-таки опередили! В тени дерева, окруженного заветным ореолом, замерла долговязая фигура. Человек. Проклятый смертный, испортил такое замечательное утро!

Йаэрна занял наблюдательную позицию и всмотрелся в дерзкого пришельца. Хм. Несмотря на то что смертный вырядился в плащ с капюшоном, надежно скрывающий лицо, а его ауру мешала разглядеть энергетика места, Кеадал был готов поклясться: этого человека он видит впервые в жизни, хотя всех городских чародеев запомнил достаточно хорошо. Откуда же чужак взялся?..

Тут размышления эльфа были прерваны: подошел заветный час. Солнце еще не успело показаться над деревьями, туман не начал редеть – но вспыхнуло дерево, вспыхнуло изнутри миллионом карминовых прожилок. Разбуженная пришествием утра сила струилась по стволу вместе с древесным соком, наполняя растение ярким, огнистым сиянием. Кармин? Нет, киноварь! Рубин! Пылающая кровь заката! Дерево наливалось алым пламенем, краснее самого красного, тем небывало ярким цветом, что порой встречается на картинах и никогда – в жизни. Загудели от могучего напора ветви. Вспыхнула россыпью кровавых звезд крона – каждый лист словно выточен искусным резчиком из драгоценного камня.

В этот миг смертный извлек из перекинутой через плечо сумки небольшую пилу – стальное лезвие блеснуло синевой наложенных на него чар – и парой быстрых движений отсек от дерева небольшой сук. Переполненный магией, тот полыхнул в руке зарницей, просветил ее насквозь – кости, мышцы, кожа, перчатки. Кое-где кровавое сияние проступало ярче, чем в других местах – на перчатке обозначились сияющие алые пятна. Их асимметричный узор показался Кеадалу странно знакомым.