Нифонт в этот процент, разумеется, не попал. Пять лет пролетели для него как один день. Обретя звание мастера магии, или, как говорили за рубежом, чародея-специалиста, он и теперь не отступил, а замахнулся на следующий этап. В империи тот по стародавней традиции витиевато именовался «совершенствованием себя путем обучения других». Республиканцы использовали термин более прозаический – аспирантура.
Нифонт сделал еще глоток. Бесполезно – голова оставалась предательски ясной, по-прежнему не желая затуманиваться. Чародей стиснул кружку так, что побелели костяшки пальцев; на тонкой бледной руке явственно обозначились голубоватые вены.
Ненависть – вот что испытывал сейчас Шривастава. Жгучая, словно крапива, она прорастала откуда-то изнутри, устремляя вверх зеленые побеги и гордо расставив в стороны иззубренные листья. Зеленый змий ничего не мог сделать с упрямым сорняком – только обжигался сам и уползал прочь с болезненным шипением. Чародею оставалось лишь вновь и вновь прокручивать в голове детали своего позора…
Позора, который должен был стать величайшим триумфом.
Отношения кое с кем из профессуры у него не заладились практически сразу, но изначально Нифонт не придавал этому ни малейшего значения. Он вообще не обращал внимания на возраст и социальный статус собеседника – его интересовали лишь личные качества и компетентность. Если преподаватель допускал ошибку – Шривастава указывал на нее вслух, посреди аудитории. Вел себя по отношению к другим так же, как те относились к нему; не стеснялся тонко и изощренно хамить. Некоторые из университетских профессоров с одобрением отнеслись к дерзкому и талантливому студенту… Но не все. Далеко не все.
Какое-то время трения не причиняли неудобств Нифонту – напротив, принесли уважение соучеников и нимало не помешали стать лучшим из студентов своего выпуска. Но вот позже, в аспирантуре… Тут он впервые хлебнул лиха. Вынужденное участие в интригах коллектива не принесло молодому чародею никакой радости, зато сильно уронило человечество в его глазах. Какое-то время, впрочем, он успешно лавировал в этой мутной пене, ухитряясь избегать наиболее неприятных подстав, устроенных особенно «доброжелательными» коллегами.
Самое худшее началось потом, когда он взялся за магистерскую диссертацию. Смутные идеи, прозрения и наблюдения, носившиеся в уме Шриваставы последние несколько лет, начали обретать четкую, выверенную форму, постепенно превращаясь в нечто способное произвести революцию в магии. Давно подтверждено, что измененные состояния сознания, порождаемые некоторыми психоактивными веществами, во многом схожи с
Разумеется, одной теории было мало – но Нифонту было что предъявить и на практике. Несколько экспериментальных составов он опробовал на лабораторных мышах – и некоторые из них после длительного курса приема нового «препарата» и впрямь начали проявлять… любопытные свойства. Жемчужиной коллекции Шривастава счел особь, научившуюся летать по клетке. Он торжествовал. Если уж методика работает на созданиях с куда более простой нервной системой… Триумф! Безусловный триумф!
Нельзя даже представить чувства Нифонта, когда утром в день защиты он обнаружил, что его лаборатория уничтожена, подопытные утрачены и даже журнал записей поврежден.
Все было замаскировано под несчастный случай – пожар, начавшийся в соседней лаборатории, якобы перекинулся и на разработки Шриваставы, – но исследователь не питал ни малейших иллюзий на этот счет. Защитные чары на лабораторию он накладывал сам – и разумеется, отнюдь не пожар тщательно развеял их, не оставив ни малейшего следа. Самовлюбленные профессора решили от души отыграться на «непочтительном юнце», одним ударом выбив у него опору из-под ног.
Потеря журнала с детально изложенным ходом исследований не слишком печалила Нифонта – еще в школе он начал старательно упражнять свою память и достиг на этом поприще немалых успехов; при желании он сможет восстановить утраченный текст дословно. Куда хуже была утрата образцов: чародей подозревал, что ни к чему хорошему это не приведет.