ПЬЕР

Приложив палец к своей губе, Изабель аккуратно открыла дверь и показала интересующую его особу, сидевшую на стуле, закутавшуюся и повернувшуюся спиной.

«Не говори с нею, мой брат», – прошептала Изабель, – «и пока ещё не пытайся увидеть её лицо. Это уже проходит, ждать недолго, я верю. Ну, мы пойдем теперь? Поддержи Делли, но не говори с нею. Я предлагаю всем попрощаться; старики находятся вон в той комнате сзади; я довольна, что они приняли решение не выходить, уделив внимание нашему дальнейшему движению. Поедем сейчас, как можно быстрее, Пьер; это – время суток, которое я не люблю; пусть оно пройдёт быстрее»

Вскоре все трое вошли в гостиницу. Зажегши огни, Пьер проследовал вперед и наверх и проводил обеих своих компаньонок в одну из двух наиболее удаленных комнат в номере, состоящем из трех смежных помещений, подготовленных для всех.

«Взгляните», – обратился он к немой и всё ещё отвернувшейся фигуре Делли, – «взгляните, это – ваша комната, мисс Алвер; Изабель рассказала вам всё; вы знаете о нашем пока ещё тайном браке; она теперь останется с вами, пока я не вернусь после небольшого дела внизу на улице. Завтра, как вы знаете, мы выступаем очень рано. Я могу не увидеть вас сегодня снова, поэтому будьте тверды и немного приободритесь, мисс Алвер, и спокойной ночи. Всё будет хорошо»

II

Следующим утром, на рассвете, в четыре часа, четыре быстрых лошади перевоплотились в четырех нетерпеливых лошадей, которые трясли своими сбруями под окнами гостиницы. Три фигуры появились в прохладном тумане и заняли свои места в повозке.

Когда старый хозяин с молчаливым и подавленным видом пожал руку Пьеру, самовлюбленный кучер уже сидел на своей коробке, вращением устанавливая четыре узды между пальцами своих перчаток из оленьей кожи, а обычная немногочисленная компания из восхищенных конюхов и других ранних зрителей собралась у подъезда, тогда, – по мнению его компаньонов – целиком стремясь сократить какую-либо тщетную задержку в таком мучительном кризисе, Пьер резким криком велел кучеру ехать. Через мгновение четыре молодых вскормленных лугами лошади рванулись вперед своими собственными благородными корпусами, и четыре послушных колеса стали описывать собой полные круги, в то время как позади, выписывая широкие завитки своим кнутом, ликующий кучер уже казался бравым героем, ставящим свою показную прощальную роспись в воздушной пустоте. И вот, в туманном рассвете – и с вызывающим треском этого длинного и свистящего кнута, троица навсегда исчезла со сладких полей Оседланных Лугов.

Старый низкорослый хозяин какое-то время пристально смотрел вслед кучеру, а затем, вернувшись в гостиницу, погладил свою седую бороду и пробормотал про себя: «Я содержу этот дом уже тридцать три года, и множество свадебных вечеринок приходит и уходит; в их длинных вереницах из фургонов, развалюх, детских колясок, концертов – весёлые и хохочущие процессии – Ха! – тут прямо-таки каламбур11! выскочило, как пробка. – Да, бывало и в тележках, запряженных волами, со всеми гирляндами; да, и однажды весёлая невеста была уложена спать на копне душистого свежескошенного клевера. Но такой свадебный приём как этим утром – почему-то столь же печален, как похороны. И славный господин Пьер Глендиннинг – жених! Ну, хорошо, это всё – чудеса. Я думал, что задавался этим вопросом, когда прошел пятидесятилетний рубеж, но всё ещё продолжаю об этом думать. Ах, так или иначе, но теперь я чувствую, как будто только что пришёл с церемонии опускания какого-нибудь старого друга ниже уровня дёрна, и всё ещё чувствую на своих ладонях раздражающие следы от шнура. – Рановато, но я выпью. Давайте посмотрим: сидр – кружка сидра – он резкий и колет, как шпора бойцового петуха, сидр – напиток в горький час. О, Боже! эти толстяки должны быть такими ранимыми и страдающими из-за чистой симпатии к другим. Ранимый, худой человек так не страдает, потому что у него не так много материала из-за покрывающей его тонкой кожи. Ну, хорошо, ну, в общем, хорошо, хорошо; из всех видов колик упаси меня от меланхолических; зелёные арбузы это самые зелёные вещи на свете!»

Книга XIV Поездка и брошюра

I

Всем глубоким мыслям и их эмоциональным проявлениям предшествует Тишина, они же в ней и существуют. Это та самая тишина, которая предшествует ответу «Да» бледной невесты на торжественный вопрос священника «Берете ли вы мужья этого человека?» Также в тишине сжимаются супружеские руки. Да, младенец Христос появился на свет в тишине. Тишина – всеобщая святыня вселенной. Тишина – невидимое наложение рук Божественного Понтифика на мир. Тишина – одновременно самое безопасное и самое ужасное свойство природы. Она говорит о Скрытых Силах Судьбы. Тишина – единственный Голос нашего Бога.