ПЬЕР

Пока Пьер думал, что полностью переселился в новый и замечательный элемент Красоты и Силы, он на самом деле находился в одной из стадий этого перемещения. Количество этого окончательного элемента, однажды с лихвою полученного и следующего за книгами, не должно превышать необходимого количества бакенов для наших душ; наши собственные сильные конечности поддерживают нас, и мы, безнаказанно смеясь, плывём над целой бездонной бездной. Он не видел, – если он не видел – что всё ещё не может назвать истинную причину для себя, что уже в начале его работы тяжёлый неподатливый элемент простого книжного знания неподходяще соединён с широкой изменчивой и эфирной легкостью непосредственной творческой мысли. Он поднялся на Парнас с грудой фолиантов за спиной. Он не видел, что для него не существовало ничего, что написали другие; что, если сам Платон был действительно необыкновенно великим человеком, он всё же не должен быть необыкновенно великим для него (Пьера), поскольку уже давно он (сам Пьер) тоже сделал что-то необыкновенно большое. Он не видел, что не существует какого-либо стандарта для творческого духа, что ни одну большую книгу нельзя никогда рассматривать отдельно и разрешать её собственной уникальности властвовать над творческим умом, но что все существующие большие работы должны быть объединены в воображении и потому должны рассматриваться как разнообразное и Пантеистическое целое; и тогда, – без какого-либо диктата в отношении к его собственному уму или неоправданного сбоя его с какого-либо пути, – таким образом объединённые, они просто показались бы ему забавными и раздражающими. Он не видел, что, даже когда все это оказывалось слитым, то оно выглядело всего лишь одной маленькой капелькой по сравнению со скрытой бесконечностью и неисчерпаемостью его самого; что все великие книги в мире, кроме искалеченных тёмными силами невидимых и вечно невоплощённых образов в душе, таковы, что они всего лишь зеркала, искаженно отображающие нас самих. И не берите в голову, каковым может быть это зеркало, – ведь если мы можем видеть объект, то мы должны смотреть на сам этот объект, а не на его отражение.

Но для решившегося путешествовать по Швейцарии Альпы никогда не предстают в одном широком и всестороннем охвате, в один миг показывая свои полные ужаса перепады высот, – устрашающая перспектива пиков, теснимых пиками, чья высота внушает благоговейный страх, и зубья, склонённые друг к другу, и цепи, теснящиеся позади цепей, и всех их замечательные войсковые батальоны; поэтому небеса мудро предопределили, что при первом вступлении в Швейцарию душа человека не должна сразу же чувствовать её огромную необъятность, чтобы его дух, плохо подготовленный к такой встрече, не смог бы упасть и погибнуть в лежащих внизу снегах. Только делая продуманные шаги, означенные Богом, человек придёт, наконец, и достигнет своего Монблана и получит более высокое представление об этих Альпах; и потом это будет даже не десятая их часть, подобно тому, как далеко за необозримой Атлантикой не видимы Скалистые горы и Анды. Душа человек ужасна! Лучше однажды быть выдворенным в реальные пространства за пределы орбиты нашего солнца, чем один раз почувствовать самого себя, удовлетворенно плывущим в самом себе!

Но сейчас, не рассматривая скрытое внутри себя, Пьер, хоть и необычным путём и очень недавно осознав множество прежде игнорируемых чудес в обычном мире, пока, тем не менее, не обеспечил себя такой волшебной палочкой души, которая, не касаясь самых скромных событий в жизни, немедленно всем приоткрывает глаза, каждый из которых начинает видеть бесконечный смысл. И ещё он не забросил свой уголок в роднике из своего детства, обнаружив, что там может быть рыба; ведь кто не мечтает найти рыбу в роднике? – бегущем потоке внешнего мира, где, несомненно, водятся золотой окунь и щучка! Десять миллионов вещей пока еще не раскрылись перед Пьером. Древнюю мумию заворачивали в материю за материей, отчего масса времени уходит на развертывание этого египетского короля. Однако теперь, не испытывая сомнений и начав смотреть сквозь внешнюю поверхность мира, Пьер наивно решил, что пришёл к не разделённой на слои субстанции. Но любой геолог, спускающийся в мир, обнаружит, что тот состоит не только из того слоя, что стратифицирован поверху. До оси мира добраться можно только с поверхности. С превеликими трудами мы проникаем в пирамиду; ощупью и с ужасом мы приходим в центральную комнату, где радостно замечаем саркофаг; но мы снимаем крышку – а там нет тела! – лишь ужасающая свобода размером с широкую человеческую душу!

II