ПЬЕР

Прежде чем он, наконец, положил свою мать в глубокое хранилище своей души, ему принесло слабое облегчение одно обстоятельство, которое, как бы то ни было, рассматриваемое беспристрастно, казалось одинаково способным как на смягчение, так и усиление его горя. Им оказалось желание его матери, которая, совсем не упоминая его собственного имени, завещала часть наследства своим друзьям, в завершении оставляя все Оседланные Луга и доходы от сдачи их в аренду Глендиннингу Стэнли, что немедленно последовало в день его фатального объявления на сходе с лестницы о принятом желании сочетаться браком с Изабель. На него отчётливо давили все неумолимые свидетельства того, что его умирающая мать была настроена против него, и единственным положительным свидетельством, так сказать, этого неприятия было желание опустить всякое упоминание о Пьере; поэтому – поскольку это длилось столь значительный период – самым разумным было заключить, что это диктовалось пока ещё не схлынувшим первым негодованием его матери. Но небольшое утешение пришло тогда, когда он взглянул на окончательное безумие своей матери; ведь откуда происходило это безумие, если не от неумолимой горькой ненависти, поскольку даже его отец, должно быть, стал безумным из-за горечи от непоправимого греха? Но разве эта примечательная и исполненная бед гибель обоих его родителей не повлияла на его сознание как предчувствие его собственной судьбы – в том, что здесь кроется его собственная наследственная ответственность за безумие. Предчувствие, я сказал; но что такое предчувствие? как вы сможете последовательно осознать предчувствие, или как выделить какую-либо мысль из того, что абсолютно ясно, если вы не говорите, что предчувствие не скрыто в суждении? А если скрыто в суждении и ещё обладает сверхъестественным пророчеством, то как тогда вы избегните рокового заключения, из которого следует, что вас, беспомощного, держат на руках Три Сестры20? Ведь если вы всё ещё боитесь своей обречённости, то вы предвидите её. Ну как можно предвидеть и боятся одновременно, если с этой удивительной воображаемой силой предвидения вы принимаете фактическую подобострастную беспомощность за защиту?

То, что его кузен Глен Стэнли был выбран его матерью, чтобы унаследовать область Лугов, совсем не удивило Пьера. Глен всегда был в фаворе у его матери не только как прекрасный человек со схожими мирскими взглядами, но и потому, что за исключением самого Пьера, он был её самым близким кровным родственником и, кроме того, в его имени присутствовали наследственные слоги – Глен-дин-нинг. Поэтому, если кому-либо, кроме Пьера, и должны были достаться Луга, то Глен с учётом этих общих оснований выглядел вполне соответствующим наследником.

Но для человека не естественно никогда не думать, кем он может быть, не видеть, как благородное наследство, по закону принадлежащее ему, переходит к чужому, и этот чужой – его соперник в любви, а теперь и бессердечный, глумящийся враг; поэтому Пьер не мог теперь оспаривать Глена; человеку не естественно смотреть на такое без своеобразных эмоций, беспокойства и ненависти. Но у Пьера были подобные чувства, всецело подогретые новостями о том, что Глен снова стал проявлять внимание к Люси. Поскольку есть что-то в груди почти каждого мужчины, который в основном обижается на внимание любого другого мужчины, сделавшего предложение женщине, надеявшейся на любовь и брак, которой он сам смог отказать. Я был бы рад увидеть человека самолюбивого, с сердцем, подходящим ко всем, кто всегда и в любом случае признается в этом самому себе. Кроме того, в случае с Пьером это негодование было усилено прежним лицемерным поведением Глена. На данный момент все подозрения виделись ему абсолютно верными, и, сопоставляя все даты, он сделал вывод, что поездка Глена в Европу была предпринята только для того, чтобы смягчить муки отказа со стороны Люси, отказа, молчаливо последовавшего за признанием её помолвки с Пьером.