ПЬЕР

Когда Пьер, спешно выйдя из своего жилья, быстро проходил мимо одной из самых высоких кирпичных колоннад, соединяющих древнее здание с современным, то к нему там приблизился идущий тем же путём, очень простого вида собранный человек с мужественной фигурой и с лицом, как и любое другое, довольно бледным, но довольно ясным и без морщин. Хотя лоб и борода, твёрдая посадка головы и твёрдый шаг выдавали его зрелый возраст, неподвижный взгляд всё ещё синих, блестящих глаз поразительно контрастировал с ним. Этот взгляд, казалось, бережно хранил внутри себя весёлого бессмертного молодого Аполлона, в то время как на тронных бровях из слоновой кости сидел старый Сатурн со скрещенными ногами. Само лицо этого человека, весь его характер и облик отражали весёлое содержание. Весёлое – как слово прилагательное – для него было противопоставлением мраку; содержание – возможно, уступчивость – как слово существительное, поскольку в нём не было Счастья или Сладости. Но если взгляд и характер этого человека были привлекательными, то в глазах отражалось что-то скрытое. Это что-то лучше всего можно было охарактеризовать как антипатия или неприязнь. Неприязнь кажется лучшим словом, поскольку тут не было ни злого умысла, ни враждебности, но что-то пассивное и недоброе. В довершении ко всему, определенная изменчивая атмосфера, казалось, изливалась и уходила вдаль вместе с этим человеком. Казалось, что отображением этой атмосферы в словах мог бы стать только термин «Непостижимость» Хотя одежда, которую носил этот человек, строго соответствовала общему стилю платья любого скромного джентльмена, всё же она, казалось, служила ему маскировкой. Ещё чуть-чуть, и можно было бы сказать, что само его лицо и, по-видимому, естественный взгляд самих его глаз служил для него маской. И вот этот человек, сознательно приблизившись к Пьеру, снял свою шляпу, изящно поклонился, мягко улыбнулся и пошёл дальше. Но Пьер оказался полностью сконфужен; он вспыхнул, посмотрел искоса, забывчиво потянулся рукой к своей шляпе, чтобы ответить на любезность; он казался полностью расстроенным этим простым подъёмом шляпы, изящным поклоном, мягкой улыбкой и удивительным хладнокровием недоброго человека.

Теперь, кто был этот человек? Этим человеком был Плотинус Плинлиммон. Пьер читал его трактат в дилижансе, едущем в город, и слышал, что о нём часто упоминали Миллторп и другие, как о Гроссмейстере некоего мистического Общества а Апостолах. Откуда он приехал, никто не мог сказать. Его фамилия была валлийской, но родом он был из Теннесси. Он казалось, совсем не имел семьи или каких-либо кровных уз. Никто и никогда не знал, чем были заняты его руки: он никогда не писал своей рукой (он даже не смог бы написать письма), никто и никогда не видел его с открытой книгой. В его квартире совсем не было книг. Тем не менее, давно или недавно он, должно быть, читал книги, но то время казалось уже прошедшим; что же касается тонких трудов, которые выходили под его именем, то они были не чем иным, как его устными произведениями, случайно записанными и неуклюже приведёнными в систему его молодыми учениками. Обнаруженному им Плинлиммону, без книг, перьев, бумаги, и причисленному к подобию бедного, но весьма благородного, иностранного учёного, однажды, после случайной встречи была послана прекрасная партия канцелярской бумаги с прекрасным набором томов – Кардана, Эпиктета, Книги мормона, Абрахама Такера, Кондорсе и Зенда-Веста. Но этот благородный иностранный учёный, заявил о себе на следующий день, – возможно, в ожидании некоего комплимента за его великую доброту – ошеломительно начавшегося с его собственного пакета, принесённого как раз от двери Плинлиммона со всеми нетронутыми печатями.

«Отсылая», – спокойно сказал Плотинус Плинлиммон, " – какие-то вещи, я надеялся, что такой благородный человек, как вы, выберет Кюрасао. Я буду очень счастлив, мой дорогой граф, если вы предпочтёте сделать несколько глотков Кюрасао»

«Я думал, что, общество, в котором вы – глава, исключает подобное питьё», – ответил граф.

«Это так, дорогой граф, но у Мохаммеда есть своё собственное разрешение»

«Ах! Я вижу», – лукаво сказал благородный ученик.

«Я боюсь, что вы не видите, дорогой граф», – сказал Плинлиммон, и немедленно перед глазами графа вокруг Плотинуса Плинлиммона завертелись вихри непостижимой атмосферы.