ПЬЕР

Пьер поднимался не очень рано, чтобы лучше приучить себя к постоянному холоду своей комнаты, бросить вызов и смело противостоять лицом к лицу самому жестокому холоду извне; он мог бы – позади занавеси – сбросить вниз верхний пояс своего окна и на квадрате старого покрашенного холста, раньше обертывавшего некую кипу товаров у соседей, рассмотреть свои конечности, ранним декабрьским утрам обильно омываемые водой, сдобренной нарождающимся льдом. Но в этом стоическом занятии он был не одинок, – во всех этих множествах и множествах скромных апостольских комнат существовала компания людей, – но не по форме, а по сходству взглядов, – постоянно принимающих свою ежедневную ванну в декабре. Пьеру достаточно было поглядеть через своё стекло и оглядеть множество окон, прорезавших стены четырехугольника, чтобы уловить повсюду вокруг себя множество слабых проблесков тел тощих нагих философов, освежающих свои тонкие кости рваными полотенцами и холодной водой. «Играйте быстрее», – было их девизом, – «Подвижны наши локти, и наша худоба проворна абсолютно». О, мрачные повторяющиеся движения банных щёток, портящих опиливанием и полировкой самые простые рёбра! О, дребезжание плещущих ледяной водой вёдер над горячими головами, весьма знакомыми с болью! О, ревматические трески тронутых распадом суставов в воздухе Декабря, которому бросают вызов! перед каждым опускался широкий ледяной пояс, и нагую худобу каждого обхаживал шлейф!

Среди всех врожденных, подобных гиене, отвращений к восприятию любых изначальных форм духовного настроя и чистой архетипичной веры, существуют столь же мощные в своём скепсисе тенденции, как неизбежная извращенная несерьёзность, которая столь часто свойственна части людей с самыми прекрасными по существу и самыми благородными устремлениями, чувствующих отвращение к общеизвестному шарлатанству и отстаивающих среди запутавшегося светского общества некие недостаточно хорошо различимые, но небесные идеалы: идеалы, которые не только недостаточно хорошо различимы сами по себе, но и путь к которым столь плохо различим, что не найдётся двух умов, полностью согласных с ними.

Едва ли Апостол нового света, как никто иной, в дополнении к своей революционной схеме умов и человеческой философии будет продвигать некие безумные, еретические понятия о жизни своего тела. Его душа, представленная благородным богам в божественном обществе практически отвергает самый разумный принцип человеческого мира, гласящий, что, заимев дружбу с какой-либо великой личностью, человек никогда не сделает её основой дополнительного знакомства со следующим другом, который, возможно, окажется каким-нибудь несчастным простофилей. Любишь меня – люби мою собаку, – эта пословица годится только для деревенских старух, нежно целующих своих коров. Боги любят человеческую душу; часто они будут открыто обращаться к ней, но они ненавидят его тело и всегда будут приводить его к смерти, и сейчас, и после. Поэтому, если вы желаете идти к богам, то оставьте собаку вашего тела позади. И наиболее бесполезны для вас старания ваших очищающих холодных ванн и ваше прилежное очищение тела щётками, которые будто бы готовят ваше тело для божественного алтаря. Ваши сидения на диете пифагорейцев и шеллианцев из яблочной шелухи, сушёного чернослива и крошек серо-жёлтого крекера готовят ваше тело к восхождению на небеса. Кормите всех подходящей едой – если еда доступна. Если еда вашей души лёгкая и космическая – тогда накормите её светом и пространством. Но если еда вашего тела – шампанское и устрицы, то тогда подавайте духовную пищу на шампанском и устрицах, и тем засл́у́жите радостное воскресение, если есть чему воскресать. Скажите, вы росли со впалыми щеками и хромым коленом? – Росли с мускулами на теле и большим королевским животом спереди; поэтому желаю вам в этот день требовать почтительного внимания. Знайте следующее: пока множество чахоточных сидело на диете, они не произвели для мира даже самых простых и напыщенных литературных произведений, а авторы, любящие выпить и закусить с друзьями, как раз смогли выдать крайне возвышенную мудрость и создали наименее грубые и наиболее эфирные формы. И люди, демонстрирующие мускулы и действия, считают верной королевскую эпитафию, которую Великий Кир повелел выбить на своей могиле – «Я смог выпить много вина, и оно принесло мне много радости». Ах, глупец! Думаете, что, моря ваше тело голодом, вы сможете откормить вашу душу! Разве вон тот вол разжирел потому, что вон та худая лиса голодает в зимнем лесу? И разве пустая болтовня не презренна для вашего тела, в то время как вы всё ещё сверкаете своей банной щёткой! Самые прекрасные здания требуют самой большой заботы; внешние стены свободно подставлены под пыль и сажу. Поглотите оленину, и тогда остроумие выйдет из вас. Пока изготавливают одну вещь, другая – уже в мешке.