Перебеги меня. Современная проза

Кроме коновязи мы с дедом успели построить здесь мишени, выложить крупным речным камнем большое огневище с сидушками по обе стороны, подвесить на дереве небольшой метательный круг. То есть место стало практически "обжитым".

– Это всё ты сделал? – взглядом Дарья обежала все сооружения, – А зачем это? У нас в деревне никто бы не придумал, зачем это…

– Ну… – я подумал, не начать ли объяснять, но не стал, – Надо это… Пойдём на берег.

– И часто ты здесь бываешь? – не унималась девочка.

– Как деду "приспичит". Не часто, – честно ответил я, – Последнее время дел полно.

Мы спустились к самой воде. Дашку снова очаровало. Я понял, что она испытывает сейчас те же чувства, что в первый раз испытывал я. Только у неё это длилось на порядок дольше – она дышала глубоко и часто – как это делал, играя, Жучка. Глаза стали большими и спокойными, как озёра. Мою руку она отпустила.

– Ласточки, – указал я на гнёзда в берегу. Она меня даже не услышала.

Да она и сама сейчас была похожа на ласточку, готовую взлететь – в сером своём платье и со шляпкой. И она уже точно ничего не боялась.

Я отступил назад, чтобы не мешать… Отстегнул шашку, прислонил к треноге, почувствовав наконец легкость и вздохнув, сел на тёплый, начавший нагреваться белый песок… Вокруг все было так же, как было, наверное, тысячу лет назад. Странно, но Дашка в эту картину вписывалась, как самая нужная её часть.

Дашу отпустило и она села рядом со мной, зарывшись ладонями в песок. Некоторое время мы сидели, греясь в лучах поднимающегося солнышка. Затем я встал, помог подняться и ей.

У огневища я развязал подсумок, достал из него дедов термос, пару помидоров, морковку и нарезанные с дома кусочки хлеба. Дашка стояла позади и внимательно за этим наблюдала.

– Даш, – обернулся я к ней, – Походи по подлеску, набери немножко сухих веток, пожалуйста.

– Хорошо, – ответила она.

– Только не сосновых, – крикнул вслед, вспомнив про серое платьице, – Смолой извазюкаешься!

– Ладно!

Она пошла наверх, Жучка пошкрябал следом, круто вихляя задом. Кто бы сомневался…

Пока они ходили, я соорудил совсем махонький костерок, на заточенные палочки нацепил половинки помидоров, морковок и хлебца, приложил палочки камушками.

Первым прибежал очень довольный Жучка, за ним шла Даша.

– Садись, – указал я на сидушку рядом.

Аккуратно подогнув подол, Дарья важно присела.

– Перекус, – не менее важно пояснил я и чуть ли не с поклоном протянул ей тряпочку, куда нарезал кусочки сала.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Дарья Сергеевна, взяв самый маленький кусочек.

Когда помидорки над костром припухли, одну палочку я также протянул Даше, другую взял себе. Жучка тоже жевал – я кинул ему горбушку хлеба. Мы жевали втроём, а мы с Дашкой умудрялись еще одновременно улыбаться. Выглядело это, наверное, глупо.

Потом мы попили чай из термоса, поболтали о чем-то несущественном, посмеялись на Жучкой, который снова начал играться, бегая за бабочками и ящерками, побродили по берегу, рассматривая различные камушки и стали собираться домой.

***

Подворье встретило нас тишиной – не было слышно даже клёкота кур. Над всем двором расплывался какой-то странно знакомый запах кислых яблок и чего-то ещё. Дашка сморщила носик и сразу шмыгнула в дом, а я остановился посередь двора и огляделся. Неподвижность висела в воздухе.

Я не сразу заметил деда – он, как и лесная косуля, виденная мною, явился на фоне сарая неожиданно из ниоткуда. Дед сидел у своего сарая с бочками на чурбане. Я подошёл. Глаза деда были блаженно закрыты, а по лицу расплывалась довольная кошачья улыбка. Дед сидя спал.

Я заглянул в сарай. Теперь, помимо бочек, на небольшой глиняной печи, топившейся газом, возвышался странный, не виденный мной ранее "аппарат", созданный, по-видимому, из алюминиевого бидона. В нём что-то шипело и булькало. Бидон окольцовывала медная трубка, из которой в подставленную снизу большую стеклянную пятилитровую бутыль стекала прозрачная жидкость, которая теряла свою прозрачность в самой бутыли, превращаясь в беловато-сизоватую, ту самую, которую дед всегда выставлял в графине гостям. "Самогон" – это слово я знал. Рядом стояло уже три полностью заполненных стеклянных ёмкости, закупоренных бумагой с приклеенными к ним ярлычками, на которых почерком деда было что-то накарябано. Я заглянул в бочки. Одна из них была полностью пуста, другая – полна лишь на половину.

Вышел из сарая и подошёл к деду. Тот продолжал блаженно улыбаться. Перед ним, на другом чурбачке, лежали кусочки тонко нарезанного сала, хлеба, постравки (стебли) лука и чеснока. Я подумал, что если разбужу деда сейчас, то он просто потеряет равновесие и упадёт, поэтому оставил всё "как есть" и поспешил в дом.

В доме, на первый взгляд, не было никого. Ладно, допустим, Дашка переодевается…

Бабу Машу я нашёл в светлице – они сидела в уголке и вязала.

– Бабуль… Там дед уснул… – она подняла на меня глаза, потом опустила их и продолжила вязать… – А печка работает… Может, я газ перекрою? – она снова подняла на меня глаза.

Я пошёл было к выходу, но был остановлен: