– Барыня носит же…
– О барыне ты опять помолчи. Для Господа Бога другие законы. Не твоего ума дело.
– Какие же, хотела бы я знать.
– Как ты не барыня, то и знать их тебе не полагается, – сказала кухарка.
Собирались гости. Один из лакеев играл на гитаре «Ах, зачем эта ночь». Двое других, под наблюдением Мавры, раскупоривали бутылки наливок. Затем, пересчитав гостей, кухарка объявила: «Все тут!» – и, торжественно перекрестясь на образа, пригласила к столу: «Чем Бог послал».
За десертом Глаша начала повествовать, как «барин Мальцев сватались к барышне». Горничные слушали с горячим любопытством, молодые лакеи снисходительно улыбались, слуги постарше слушали с достоинством. Но рассказ всё затягивался, уклоняясь в сентиментальные детали. Вскоре мужчины занялись вином, а пожилые – более насущными темами: о быстротечности человеческой жизни («а время так и летит, так и летит»), о дороговизне, о падении нравов, о комете, о Страшном суде и муках ада. Чем печальнее была тема, тем с большим усердием её развивали, заедая гусём.
Глаша между тем не могла остановиться, создавая роман, вплетая только что пришедшие ей на ум сцены, диалоги и позы.
– Смерть одна разлучит нас, – сказала барышня, утирая глазки кружевным платочком.
– Помните одно! – крикнул, сверкая глазами, барин Мальцев. – Соперников я не потерплю: всех застрелю на дуэли! – И глаза у него зажглись пламенем.
Барышня наша испугалась немного, но отдохнув, говорит:
– Так вы и вправду обожаете меня так страстно?
Тут барин Мальцев упал перед ней на колени и кричит:
– До смерти и без ума! Ни с чем, ни с кем не сравню тебя, Людмила! Ни с розой, ни с какой другой женщиной! Никакой другой молодой девице не удастся завладеть моим сердцем. Довольно! Я избрал тебя!
– Встаньте с колен, поручик Мальцев, – сказала барышня, – я вам верю! – А сама зарыдала от чувств и шепчет ему так горячо: – Ни один барин, пусть самый богатый, не оторвёт меня от твоей груди!
И тут они обнялись и обое враз крикнули:
– Боже, как мы любим друг друга! И до чего ж, значит, будем мы счастливы!
Мавра Кондратьевна, до которой доносились слова «любовь», «грудь», «обнялись», с другого конца стола прикрикнула:
– Глаша, будет! Заладила ворона про Якова… Оставь груди в покое!
Но Глаша, с подружками отойдя от стола и устроившись в уголку, не могла оторваться от рассказа.
– Назавтра приходит барин Мальцев с подарками и ей говорит: «Скажи, чего хочешь, и дам тебе!
А барышня нежно и так доверчиво просит:
– Одно прошу: куда нас с тобою ни бросит судьба, я беру с собой Глашу.
– Извиняюсь, – он говорит, – а кто же это такая будет – Глаша?
– А как же, – барышня отвечает, – хоть она и моя горничная, но при этом самый мой верный друг!
– В чём дело! Будем возить и Глашу с собою! Ну, только надо спросить: как у ней насчёт репутации?
Тут барышня гордо ему возражает: отвечаю за её репутацию, как за собственную! Никакой разницы. Если насчёт чего, то ни-ни!
– Вот это интересно! – барин говорит. – Не тали это девица, что я дал на чай три рубля?
– Та самая.
– Так скажу вам вполне откровенно, что Глаша и мне самому очень нравится. И жалко – такой девице да и выпала такая горькая доля.
– Да и я боюсь, – вздыхала барышня, – что надорвётся бедное Глашино сердце и уйдёт она из этого мира. Чувствую, ей остаётся недолго…
– Успокойтесь, Людмила, – барин Мальцев её перебивает, – и не грустите! Делу этому можно помочь. Сомневаюсь, не из благородных ли, случайно, ваша Глаша, и потому ей чаще надо бывать в обществе…
Неизвестно, куда бы занесло Глашу вдохновение, если б не раздался звонок: господа вернулись с бала. Денщик генерала и горничная барыни кинулись в господские комнаты. Глаша же была отпущена до утра. Компания разбилась. Решили танцевать польку, и Глаша наконец могла щегольнуть серебряными туфлями.
В кухню вошёл Егор. Он сел в сторонке, так как не ел с другими, и Мавра Кондратьевна, относившаяся к нему с уважением, сама поднесла ему кипяточку (ни чаю, ни кофе, ни вина он не пил). Егор бормотал что-то и, видимо, был очень взволнован.
– Скажи мне, Кондратьевна, по совести: кто тут в городе у вас дороже – конь или человек?
– Каков будет конь и каков человек, смотря по тому, – вмешался в разговор один из лакеев.
– Человек – солдат, а коней пара – серые в яблоках, полковника Линдера.
Лакей свистнул.
– Такие то единственные кони! Они дороже роты солдат!
Глава VII
Казалось, цепь потрясений и катастроф, начавшаяся для мира в июле 1914 года, в этом городе открылась волнениями и событиями раньше – именно в самую новогоднюю ночь, 31 декабря. Странные, неожиданные и запутанные происшествия быстро последовали одно за другим. Казалось, они были и разрозненны, и в то же время связаны чем-то, но связь эта не была ясна. О ней можно было лишь смутно догадываться, и каждый догадывался по-своему. Бесконечные споры о событиях не оставляли никого равнодушными, вовлекая в сообщничество одних, других отбрасывая во враждебные группы.