Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

Все его боялись, а кто мог, избегал. Ходили о нём самые удивительные слухи, что плохо обходился со старым отцом, что двух жён замучил, что детей заморил суровостью и безумием, какое его охватывало. Приписывали ему также побег старшего брата, а известно было, что потом он захватил все имения, из которых теперь остался один Розвадов. Жизнь Шнехоты была особенная, так мало понятная, как он сам. Были времена, когда, будто бы приобретая людскую любовь, приближался к соседям, приглашал, принимал, хотел строить из себя пана, потом закрывался, не открывал дверей никому, кислый, злой, больной. Целый один год пролежал в кровате, недомогая. Расточительство заменяло у него вдруг скупость; человечность – отвращение ко всем; словом, жил выходками и фантазиями. Люди Розвадова боялись его и пренебрегали.

Никогда невозможно было предвидеть ни как с кем обойдётся, ни что сделает завтра, ни каким покажет себя. Приходили к нему месяцы раскаяния и богослужения, когда каждый день мессы на коленях слушал, потом полгода в костёле не бывал и исповедь пасхальную пропускал.

Аарон, который к нему прибыл с предложением выгодной продажи Розвадова, застал его совсем иным, чем ожидал. Он был помолодевший, побритый, одетый как для света и, хоть жалкий, навёрстывал фантазией, делал видимость хорошего настроения.

Но когда ему еврей рассказал, о чём речь, вдруг мину как бы порохом высадил, ужасно разозлился.

– А что же я, банкрот?! Торгаш, нищий, которого хотите пустить с торбами? – воскликнул он. – Я должен продавать Розвадов? Для чего? Кто же у меня на шее сидит? Вы хотели бы от меня избавиться? Вот уж мне прекрасный проект!

Аарон испугался и начал объяснять тем, что ему тут несчастливилось, что подавал эту мысль из привязанности к нему, но утихомирить его не мог.

Лошади стояли у крыльца; выехал разозлённый Шнехота, а еврей прибыл в Побереж объявить, как прошло дело; старик не мог простить себе фальшивого шага, но не имел надежды, что наследник этого за зло не примет.

На другой или третий день Аарон уже успокоился, когда из Розвадова прислали за ним, чтобы тут же ехал в усадьбу. Поэтому запрягли бричку и старая буланая кляча подвезла его к воротам. На крыльце ждал его Шнехота, нетерпеливо ходя. Едва его увидев, издалека начал кричать:

– Ну что? Говори, Побереж продан?

Еврей, у которого Озорович на минуту задержался, ответил, что, согласно всякому вероятию, продажа придёт к результату, что Пятка на две тысячи дукатов в руки согласен, а покупатель тысячу восемьсот предложил и сто червонных золотых в руки самой пани.

– Что это за человек? – хмуря брови, начал Шнехота. – Откуда его сюда черти принесли? Какой-то бродяга? Никто его не знает, чужой… Влезет мне под бок и готов покоя не дать.

Аарон, который желал получить прощения за первую свою вину и пытался подольститься к пану, начал как можно обширней и очень подробно описывать того Шчуку, его прибытие, встречу с Пяткой и что потом последовало. Вошли в покой, и тут корчмар удивился, потому что давний беспорядок и запустение, которые царили в Розвадове, исчезли и дом снова принял весьма приличную физиономию. Видно в нём было старание… Сам пан также выглядел иначе, но хоть прикидывался энергичным и весёлым, минутами хмурился и мрачнел. Не скрывал того, что ему новый сосед не был на руку.

– С этим растрепаем Пяткой было мне так, как без него. Не лез мне, по крайней мере, в глаза, потому что знал, что денег не дам взаймы, овса ему не дам и его глупых концептов слушать не могу. Кто знает, что будет с тем новым… Между Розвадовом и Побережем, оттого что эти имения были в одной руке, есть спор в лугах и в лесу. Готовый процесс, а прежде чем до него дойдёт, вражда, потому что я своего не прощу…

Аарон старался его утешить и успокоить, как умел. Разговор продолжался долго, когда Шнехота, вдруг обернувшись к нему, воскликнул:

– Слушай, Аарон! Я верю, что ты мне добра желаешь. Что бы ты сказал, если бы я хотел ещё раз жениться?

Еврей долго молчал.

– Ну, что думаешь, говори… Приму, что скажешь…

– Это такое дело, – отозвался спрошенный, – что в нём каждый себе сам лучше всего может посоветовать. Согласно нашему закону, каждый должен жениться, пока имеет силы и здоровье. Но – если можно спросить – на ком ясно пан женится?

– Ещё двоих бабка предсказывала, – отозвался потихоньку Шнехота, – что бы ты сказал о панне Зубовской?

Еврей молчал, но кивал головой.

– Бедная девушка, это правда, – говорил Шнехота, – у матери есть трое бедных холопов и вроде бы мало что в сундуке, но панна, воспитанная при княгини, красивая и смелая…

– Могу только поздравить, – отвечал Аарон, зная, что в таких делах сопротивление ничуть не помогает, а мешает.

Шнехота грустно вздохнул.

– Молодая, а я уже немного потоптанный… – и он оборвал.

Перевернул хозяин в конце разговор и добавил:

– Ты знаешь этого Шчуку? Если бы ты его увидел, предупреди, прошу, чтобы мне визита не отдавал, я его знать не хочу и не нуждаюсь. У меня не бывает никто, пусть оставит меня в покое. Не знаю, почему-то смердит мне этот человек с того времени, как хотел Розвадов купить.