Перед изгнанием. 1887-1919

Мать очень боялась визитов князя Голицына. Однажды она провела сутки, запершись в своих комнатах из-за его яростных неистовств, которые никто не мог усмирить. Напоив окружающих, он валился на софу и спал всю ночь. С большим трудом избавлялись от него на следующий день.

Граф Сергей Орлов-Давыдов жил один в своем имении в Селаме. Он был слаб умом и уродлив физически: растрепанный, с разверстыми ноздрями и нижней губой, падающей на подбородок. Всегда одетый с крайней изысканностью, он носил монокль, белые гетры и душился шипром – что не мешало ему пахнуть козлом. Впрочем, он был славным малым и даже довольно симпатичным. Самым большим развлечением для него было играть со спичками. Около него клали большой запас спичек, и он часами их зажигал и гасил; потом незаметно уходил. Лучшим днем его жизни был, несомненно, тот, когда я ему привез из Парижа коробку спичек метровой высоты, которую отыскал на бульварах.

Его безобразие и слабоумие не мешали ему интересоваться женщинами. Он устроил скандал на праздничной церковной службе в Зимнем дворце в присутствии царской семьи. Все дамы были, как полагалось, в придворных туалетах. Граф Орлов приладил свой монокль и пустился изучать их декольте, испуская такое курлыканье, что пришлось вывести его из церкви. Некоторые даже приписывали ему несколько любовных приключений. Он был, действительно, очень чувствителен и трогательно верен. Так, он никогда не забывал дня рождения матери: была она в Кореизе или нет, он пунктуально приезжал в этот день с огромным букетом роз.

Одна из наших ближайших соседок, графиня Клейнмихель, располагала значительной библиотекой, состоявшей в основном из трудов о франкмасонстве. Там нашелся пергамент, написанный на древнееврейском языке, который посылали в Петербург, чтобы перевести на русский. Этот перевод был опубликован в брошюре, озаглавленной «Протоколы Сиона», большинство экземпляров которой таинственно исчезло после публикации. Несомненно, они были уничтожены. Как бы там ни было, факт, что в момент большевистской революции все члены семьи, где находили эту брошюру, расстреливались на месте. Один экземпляр попал в Англию. Сохраненный в Национальной библиотеке Лондона, он был переведен на английский язык под названием «The Jews Peril», а на французский язык – «Protocoles de Sion».

* * *

Графиня Панина была очень умной особой с идеями исключительно передовыми. Она жила в некоем подобии феодального замка, где принимала политиков, художников и писателей. Это у нее я встречал Льва Толстого, Чехова, а также очаровательную пару, с которой я остался дружен: знаменитую певицу Яну Рубан и ее мужа, композитора и талантливого живописца Поля. Мадам Яна Рубан даже давала мне уроки пения и часто приходила к нам. Я не думаю, что когда-нибудь услышу певицу с такой безукоризненной дикцией и чувствительностью в интерпретации Шумана, Шуберта и Брамса.

Среди имений в окрестностях Севастополя одно из самых прекрасных – Алупка – принадлежало семье Воронцовых. Глицинии спускались по стенам, большой парк украшали фонтаны и статуи. К несчастью, интерьер дома был заброшен владельцами, приезжавшими туда очень редко. Говорили, что среди плюща, покрывавшего стены ограды, жила огромная змея, которую иногда видели ползущей к берегу и исчезающей в волнах. Эта легенда меня ужасала в детстве и я всегда отказывался гулять в тех краях.

Маленький порт Ялта, ставший знаменитым из-за конференции «трех великих» в 1945 году, давал приют императорской яхте «Штандарт». Ялта была экскурсионным центром. Сидя на набережных, татарские гиды, крепкие молодцы волнующей красоты, ждали туристов, которым сдавали внаем лошадей и сопровождали их в горы; экспедиции частенько принимали галантный оборот. Помню, говорили о приключении богатой московской купчихи, которая, соскучившись в обществе старого мужа, отправилась развлечься в Ялту. Она наняла гида и отправилась с ним в горы. Они так друг другу понравились, как говорили, что не было и речи о возвращении верхом, и приключение закончилось у доктора… На следующий день история облетела весь город, и бедная дама, спасаясь от позора, должна была покинуть Ялту. Муж обо всем узнал и потребовал развода.

* * *

Все владения императорской семьи располагались на побережье. Царь с семьей жил в Ливадии, дворце в итальянском стиле с большими светлыми комнатами, сменившем старый дворец, темный, сырой и неудобный. Имение великого князя Александра Михайловича[102] – Ай-Тодор соседствовало с нашим. Воспоминания о нем особенно мне дороги. Стены старого дома, окутанного зеленью, исчезали под розами и глициниями. Это жилище, где все выглядело приятным, обязано было своей привлекательностью главным образом великой княгине Ксении Александровне. Даже не красота, а исключительное обаяние, унаследованное от матери, императрицы Марии Федоровны, было ее главной прелестью.