Перед изгнанием. 1887-1919

Очнувшись немного спустя после их ухода, я еще далеко не протрезвел. Рассерженный, что меня оставили одного, я выскочил из кровати и вышел в пижаме во двор. Гвардейские солдаты, увидев меня прыгающим босиком по снегу, бросились следом и не без труда поймали. Они громко расхохотались, когда узнали меня, и разбудили нашего швейцара, чтобы доверить меня ему. Тем не менее, даже моя пробежка по снегу не осилила алкоголя: возвращаясь к себе, я ошибся этажом и вошел к генералу Воейкову, адъютанту и личному другу царя. Наутро меня нашли под его письменным столом, спящим сном праведника.

В отрочестве мне часто случалось разговаривать во сне. Накануне поездки родителей в Москву они вошли в мою комнату в то время, когда я спал, и услышали, что я отчетливо и возбужденно произношу: «Крушение поезда… Крушение поезда». Это произвело на них такое впечатление, что они отложили поездку. Оказалось впоследствии, что поезд, на котором они должны были ехать, действительно сошел с рельс и были жертвы. Мне не замедлили приписать дар провидения, который я не упускал использовать в собственных целях. Родители, ничего не подозревая, поддались этой уловке и руководствовались моими мнимыми предвидениями, пока обнаруженное мошенничество не положило конец моей карьере пророка.

В то время мы с братом были очень увлечены спиритизмом. В ходе сеанса, устроенного вместе с несколькими друзьями, мы стали свидетелями удивительных явлений. Но в день, когда мы увидели, что мраморная статуя отделяется от пьедестала и падает к нашим ногам, решили прекратить эти занятия. Мы также пообещали друг другу, что тот, кто умрет из нас первым, явится оставшемуся в живых.

Несмотря на отказ от спиритических сеансов, я не перестал, тем не менее, интересоваться всем, что содержало потустороннюю тайну. Бог, будущая жизнь, усовершенствование разума – составляли предмет моих постоянных занятий. Священник, которому я открылся, сказал: «Не слишком философствуй. Не разбивай голову обо все эти вопросы. Просто верь в Бога». Но мудрый этот совет не утолил моего аппетита к знаниям. Я бросился изучать оккультные науки и теософию. Я плохо понимал, как за короткую земную жизнь можно заслужить вечное блаженство, как нас учит христианская доктрина. Теория перевоплощений, казалось мне, удовлетворительно отвечала на этот вопрос, особенно занимавший меня. Я узнал также, что некоторые упражнения тела и разума могут развить в человеке способности божественного существа и помочь ему возвыситься над собой и другими. Проникнувшись идеей, что являюсь носителем божественного начала, занялся упражнениями йогов. Я принудил себя к ежедневной специальной гимнастике и к бесчисленному множеству разных дыхательных упражнений. В то же время старался сконцентрировать свою мысль и развить волю. Я вскоре заметил в себе действительное изменение: мой ум стал более ясным, память лучше и особенно развилась сила воли. Многие говорили мне, что даже мой взгляд изменился.

Я сам, заметив, что некоторые выдерживают его с трудом, заключил, что изобрел нечто вроде гипнотической власти. Чтобы проверить, до какой степени могу преодолевать физическую боль, я держал руку над пламенем свечи. Опыт был, конечно, мучителен, но запах жареного мяса уже наполнил комнату, когда я отвел руку. Подвергнувшись особенно болезненной операции зубов, я удивил дантиста, отказавшись от анестезии. Восхищенный властью, которой достиг над собой, я не сомневался, что могу иметь такую же над другими.

* * *

Мы с Николаем познакомились с симпатичным молодым артистом большого таланта, Блюменталь-Тамариным[107], его звали Вова. В Александринском театре тогда давали «На дне» Горького. Вова посоветовал нам посмотреть эту пьесу, где Горький показал нищих Петербурга, обитавших в квартале Вяземская Лавра. Мне очень захотелось посетить этот квартал, и я попросил Вову помочь нам в этом. Поскольку у него было много связей в мире кулис, он без труда достал нам подходящую одежду.

В назначенный день мы все трое отправились туда, переодевшись нищими и выбирая пустынные переулки, чтобы избежать полиции. Мы должны были тем не менее пройти перед театром Буфф в момент окончания спектакля. Доводя роль до конца и интересуясь узнать чувство, испытываемое тем, кто протягивает руку, я встал на углу и попросил милостыню. Лженищий, я был возмущен видом прекрасных дам, в драгоценностях и дорогих мехах, и господ, курящих толстые сигары, проходивших мимо, не удостоив меня взглядом. Я понял, какими могут быть чувства настоящих бедняков.