Передышка

тут-то я и кинусь в бой и смело ухвачу судьбу за рога. Какая глупость, не правда ли?

А вышло то, что у меня вроде бы нет никаких особых пороков (курю я мало, выпиваю

рюмку-другую редко, только с тоски), но есть один коренной: я не пытаюсь вырваться

из трясины, все откладываю, вот мой порок, уже, по-видимому, неизлечимый. Если

бы сейчас, сию минуту я решился и дал сам себе запоздалую клятву — «стану,

обязательно стану тем, кем хотел стать», все равно ничего бы не получилось. Во-

первых, у меня уже не хватит сил перевернуть свою жизнь, а кроме того — разве

теперь я ценю то, что ценил в молодости? Это все равно что по своей воле

броситься раньше времени в объятия старости. Я теперь гораздо скромнее в своих

желаниях, нежели тридцать лет назад, а главное — не так горячо стремлюсь

осуществить их. Пенсию получить, к примеру,— это, конечно, тоже стремление, но

тянущее уже куда-то вниз, под гору. Я знаю, что пенсия придет сама собой, знаю, что

не надо ничего делать. Так оно легче, я сдался и решения принимаю

соответственные.

Вторник, 9 апреля

Нынче утром позвонил Обалдуй Вигнале. Я попросил сказать, что меня нет, но

днем он позвонил снова, и тут уж я счел себя обязанным взять трубку. В этом

смысле я к себе суров: если у тебя такой приятель (я не решаюсь все же сказать

«друг»), значит, такого ты, видимо, и заслуживаешь.

Вигнале хочет зайти ко мне. «Надо кое о чем переговорить с глазу на глаз,

29

друг. По телефону невозможно, пригласить тебя к себе тоже не могу». Договорились,

что он придет в четверг вечером, после ужина.

Среда, 10 апреля

Авельянеда чем-то меня привлекает, это правда. Но чем?

Четверг, 11 апреля

Через полчаса будем ужинать. Сегодня придет Вигнале. Дома остаемся только

мы с Бланкой. Мальчики исчезли вмиг, едва узнали о предстоящем визите. Я их не

осуждаю. Я бы сам охотно сбежал.

Бланка сильно изменилась. Стала румяной, но это не косметика, после мытья

лицо все такое же розовое. Иногда забывает, что я дома, и поет. Голос у нее

небольшой, но поет хорошо, со вкусом. Приятно ее слушать. О чем думают мои

дети? Может быть, они переживают то время, когда стремления еще тянут вверх, в

гору?

Пятница, 12 апреля

Вигнале пришел вчера в одиннадцать, а ушел в два часа ночи. Тайна его

оказалась весьма простой: свояченица в него влюбилась. Стоит, однако, записать,

хотя бы вкратце, как он сам об этом рассказывал. «Учти, они уже шесть лет живут с

нами. Шесть лет — это тебе не четыре дня. До сих пор я на Эльвиру вовсе не

обращал внимания, тут и говорить даже нечего. Ты, наверное, заметил, она

довольно-таки красивая. А в купальнике если б ты ее увидал, обалдел бы просто.

Только, понимаешь ли, одно дело — глядеть, а согрешить — это совсем другое. Что

тебе сказать? Моя хозяйка — она уже расплылась немного, да и устает она сильно

от домашних забот, от ребятишек. Сам понимаешь, пятнадцать лет мы женаты, ну и

нельзя, конечно, сказать, что как увижу ее, так сразу и горю весь от страсти. И потом,

у нее эта история по две недели тянется, так что трудно подгадать, чтобы я ее

захотел, когда она может. Вот и получается, что я хожу голодный, ем глазами

Эльвиру, пялюсь на ее ноги, а она, как на грех, дома вечно в shorts1 ходит. Ну, а

Эльвира мои взгляды дурно истолковала. Да нет, вообще-то она их истолковала

правильно, а все же нехорошо как-то. Честно говорю, если б я знал, что Эльвира в

1 Короткие штаны, шорты (англ.).

30

меня влюбится, я б на нее и не глянул ни разу, совсем мне не по душе разврат в

собственном доме, для меня семейный очаг — вещь священная. Сперва она на меня

все поглядывала, а я молчу как дурак. И вот как-то раз села передо мной, ноги

скрестила в shorts — ну что ты будешь делать? Я ей и говорю: «Ты поосторожнее». А

она: «Не хочу поосторожнее» — ну и пошло. Потом она и говорит, неужели, дескать,

я слепой, не вижу, как она ко мне неравнодушна, и все такое, и все такое. Я хоть и

знал, что ни к чему, а все же дай, думаю, напомню ей о муже, о моем шурине то есть.

А она знаешь что ответила? «Ты,— говорит,— это про кого? Про слабака про

моего?» Хуже всего, что она права, Франсиско — он и в самом деле слабак. Оттого

меня и совесть не очень гложет. Вот ты как бы поступил на моем месте?»

Я бы на его месте поступил просто: во-первых, не взял бы в жены такую

дуреху, какова его супруга, а во-вторых, меня бы не соблазнили дряблые прелести

другой матроны. И потому я ничего не сказал, кроме обычных пошлостей. «Будь

осторожен. Учти, что тебе от нее потом не отделаться. Если не боишься поставить

под угрозу свою семейную жизнь, можешь отдаться чувству; но если семья тебе

дороже, лучше не рискуй».

Он ушел расстроенный, озабоченный, весь в сомнениях. Я, однако же, думаю,

что лоб Франсиско в ближайшее время украсится рогами.

Воскресенье, 14 апреля

Сегодня утром сел в автобус и доехал до перекрестка улиц Аграсьяда и

Девятнадцатого апреля. Давненько не бывал я здесь. Показалось, будто попал в

чужой город. И только теперь догадался, что привык жить в районе, где на улицах