Перегрин

— Это раньше не мешал, а теперь буду. Мне и восьми моим подчиненным надо добраться до Мизена, — проинформировал я.

Пережевав откушенное, Ганнон Стритан сказал:

— Доберетесь, места хватит. Мы отсюда пойдем в Рим, а потом в Мизен.

— Когда отплываешь? — поинтересовался я.

— Когда скажет Квинт Сервилий Цепион, проконсул Дальней Испании. Он тут у побежденных им вождей лузитанов принимает клятву не воевать против римлян, — ответил Ганнон Стритан.

Судя по карте, которую я видел в Мизене, в провинцию Дальняя Испания сейчас входят южная и юго-западные части будущей Испании и юго-восточный кусочек будущей Португалии. Видимо, пока мы добирались до Олиссипо, римляне успели усмирить восстание лузитанов, которые живут здесь издревле.

Кстати, еще в Нарбо-Марциусе я узнал интересную информацию о Ганнибале. Оказывается, его род Барка (Молния) был практически полноправным правителем большей части Пиренейского полуострова. Сперва неофициальным царем был отец Ганнибала, потом зять, а потом и он сам. Так что Ганнибал сражался с римлянами не за Карфаген, а за свою вотчину. Поэтому Карфаген почти не оказывал ему помощи, надеясь отсидеться. Не получилось: разгромив империю Барков, римляне на всякий случай уничтожили и тех, кто ее породил.

— Сколько, по-твоему, это займет дней? — спросил я.

— Думаю, неделю, не меньше, — ответил кормчий. — Если спешишь, можешь на торговой галере отправиться.

— С тобой нам будет спокойнее, — решил я.

Я имел в виду, что на военную трирему уж точно не нападут пираты, но Ганнон Стритан почему-то счел мои слова комплиментом и пригласил отобедать с ним. Я сразу согласился, потому что о его обедах в мизенской базе ходили легенды.

Принимали пищу мы на корме под навесом из плотной бардовой ткани, через которую все-таки пробивался солнечный свет, добавляя еде и посуде красноватый оттенок. Клинии были деревянные, застеленные тюфяками, набитыми овечьей шерстью и прошитыми, поверх которых лежало бардовое покрывало и плотная перьевая подушка. Обслуживали нас два раба — мальчики лет тринадцати, судя по тому, как пошлепывал их по задницам Ганнон Стритан, обслуживавшие его и в постели. Начали с салата. Сейчас салатом называется только блюдо из эндивия (салатного цикория), петрушки и лука, приправленных медом, уксусом и оливковым маслом. Затем подали вареных улиток с соусом гарум. Как мне рассказал кормчий, в Олиссипо этот соус делают из тунца. Дальше было что-то типа щей — похлебка из капусты, свёклы и свинины. Эту варили в чем-то типа ячменного кваса, что придало похлебке интересный кисловато-острый вкус. За ней последовали запеченные на решетке медальоны диаметром сантиметров десять и толщиной два с половиной из рубленого мяса молочного поросенка с добавлением чеснока, лука, укропа и петрушки. Гарниром были потрескавшиеся в кипящем оливковом масле бобы с пряностью лазер — смолой с чесночным вкусом и едким запахом, добываемой из корня ферулы — травянистого зонтичного растения высотой до четырех метров. Кстати, сушеные стебли ферулы используются в римских школах для порки учеников. Видимо, поэтому многие римляне считают своим долгом уничтожать это растение любым способом. Следом подали луканскую копченую свиную колбасу с миртовыми ягодами, а затем курицу, запеченную с устрицами. Дальше был микс из разных сортов жареной рыбы с медом, уксусом и гарумом. На десерт подали тертую морковь с медом, орехами и изюмом и глобули — шарики из пшеничного теста, обжаренные в кипящем оливковом масле, обмазанные медом и посыпанные маком — со сладким виноградным соком, уваренным до густоты сиропа. Последними были, как заведено в богатых домах, маринованные оливки. Запивали местным красным вином, о качестве которого затрудняюсь что-либо сказать, потому что в него от души добавили меда.

Несмотря на продолжительное пребывание в эпохах с, мягко выражаясь, низким уровнем застольного этикета, я так и не привык есть руками. Когда есть возможность, пользуюсь вилкой и ложкой. Сейчас у меня с собой не было вилки, поэтому действовал ложкой, даже когда ел вторые блюда, что удивительно и для римлян, и для угощавшего меня карфагенянина.

— Сразу видно, что ты из благородного сословия, — сделал вывод Ганнон Стритан.

Для этого хватило бы, чтобы я всего лишь не чавкал, не отрыгивал и не сморкался за столом.

— Извини, если веду себя не так, как принято у римлян, но меня так приучили с детства, теперь уже не переделаешь! — на всякий случай сказал я.

— Нет-нет, ты все делаешь правильно! — успокоил меня кормчий и добавил якобы шутливо: — Я даже кое-чему поучусь у тебя, если пообещаешь, что впредь не будешь приводить римлян, как пример для подражания!

— Это пообещаю от чистого сердца! — заверил я.

— Мне говорили, что ты грек. Это так? — поинтересовался он.

— Грек из Таврики, — ответил я. — Греки из Афин считают нас не совсем греками, как, наверное, финикийцы — карфагенян.

— Финикийцы не могут нам простить, что мы стали… — Ганнон Стритан запнулся и поправился: — …были более могущественной страной.