Перегрузка

— Мы же знаем, это было неизбежно, так что всякие разговоры о переносе собрания лишены смысла. Просто нам надо провести его как можно лучше. — Отхлебнув немного содовой, Хэмфри продолжил: — Те, что кучкуются перед входом, имеют право злиться на нас и волноваться за свои дивиденды. Я бы и сам так реагировал. Что вы можете сказать людям, которые вложили свои деньги в надежные, по их мнению, акции, а теперь вдруг обнаружили, что это не так?

— Не могли бы вы попробовать сказать им правду? — спросила Шарлет Андерхилл с раскрасневшимся от волнения лицом. — Правду о том, что в этой стране нет такого места, куда бережливые и работящие могли бы поместить свои деньги с полной гарантией их сохранности. Такой гарантии компании вроде нашей дать уже не могут, не дадут ее и в банках, и при покупке облигаций, поскольку ставка процента не поспевает за спровоцированной правительством инфляцией, с тех пор как шарлатаны и обманщики в Вашингтоне выбили почву из-под доллара и продолжают свое черное дело, с идиотской ухмылкой взирая на нашу деградацию. Они подсунули нам пустые бумажки, не обеспеченные ничем, кроме лживых обещаний. Наши финансовые институты гибнут. Банковское страхование — ФКСД — только видимость. Социальное страхование — фиглярство банкротов. Если бы так действовал какой-нибудь частный концерн, его управляющие давно бы уже оказались за решеткой. А вот такие нормальные, честные и эффективно работающие компании, как наша, загоняют в угол, принуждая делать то, что мы и делаем, взваливая на себя чужую вину.

В ответ раздались одобрительные возгласы, кто-то захлопал в ладоши, и только президент сухо заметил:

— Шарлет, может, ты выступишь вместо меня? — И задумчиво добавил: — Конечно, все, что ты говоришь, правда. К сожалению, большинство граждан не готовы прислушиваться и воспринимать правду. Пока не готовы.

— И все же интересно, Шарлет, — спросил Рей Паулсен, — где ты хранишь свои сбережения?

Вице-президент по финансам среагировала мгновенно:

— В Швейцарии, одной из немногих стран, где пока что царит финансовое благоразумие, а еще на Багамах — в золотых монетах. Кстати сказать, швейцарские франки — это одна из оставшихся валют, заслуживающих серьезного к себе отношения. Если вы еще не определились в этом отношении, советую вам поступить таким же образом.

Ним посмотрел на часы, подошел к двери и открыл ее.

— Без одной минуты два. Пора идти.

— Теперь-то я знаю, — произнес Эрик Хэмфри, — что ощущали первые христиане перед встречей со львами.

Представители правления и директора быстро вышли на сцену. Президент сразу направился к трибуне, остальные расположились в креслах справа от него. Как только они уселись, гвалт в зале быстро прекратился. Затем где-то в первых рядах раздались нестройные возгласы неодобрения.

Сразу же по залу пронеслась какофония презрительного фырканья и свиста. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене в ожидании, когда улягутся крики. Как только они немного утихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.

— Дамы и господа, мои вступительные оценки положения дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многим из вас очень хочется задать вопросы…

Его последующие слова потонули в реве, из которого доносились отдельные реплики: «Ты чертовски прав!», «Сразу переходи к вопросам!», «Кончай свою пустую болтовню!», «Давай о дивидендах!»

Когда стало чуть тише, Хэмфри парировал первоначальный удар:

— Я, разумеется, буду говорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…

— Мистер президент, мистер президент, по повестке дня! — раздался чей-то голос через систему громкоговорителей из малого зала. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, означавшая, что кто-то взял в руки микрофон.

Хэмфри громко сказал в свой микрофон:

— Что вы желаете сказать по повестке дня?

— Мистер президент, я возражаю против того, как…

Хэмфри прервал его:

— Вначале представьтесь, пожалуйста.

— Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций и еще двести акций моего клиента.

— Что вы предлагаете по повестке дня, мистер Ингерсолл?

— Я как раз собирался изложить ее вам, мистер президент. Я возражаю против непродуманной организации этого собрания, в результате чего я и многие другие, словно граждане второго сорта, переброшены в соседний зал, где мы лишены возможности в полной мере участвовать…

— Но вы же участвуете, мистер Ингерсолл. Я сожалею, что сегодня неожиданно большая масса участников…

— Я выступаю по порядку ведения заседания, мистер президент. И я еще не закончил.

Хэмфри отступил, когда звенящий голос пробился вновь.

— Заканчивайте свой вопрос, только побыстрее, пожалуйста.

— Возможно, вам неизвестно, мистер президент, но даже этот второй зал теперь переполнен, а снаружи еще много пайщиков, которые вообще не могут попасть на собрание. Я выступаю от их имени, так как они лишены своих законных прав.

— Я об этом не знал, — признался Хэмфри. — О чем искренне сожалею. Видимо, принятые нами меры оказались недостаточными.

Какая-то женщина, вскочив со своего места, закричала: