Перегрузка

Казалось, что О’Брайен изготовился возразить, но все же решил этого не делать. Как прекрасно понимали Бердсонг и все присутствующие, последние фразы обязательно будут включены в протокол, несмотря на то что Бердсонг взял свои слова обратно. А тут еще репортеры за столом для прессы, наклонив головы, строчили в своих блокнотах — прежде они этого не делали. По-прежнему наблюдая за происходящим из зрительного зала, Ним думал: «Выступление Дейви Бердсонга, без сомнения, распишут в завтрашних газетах ввиду экстравагантности лидера организации „Энергия и свет для народа“». Среди журналистской братии Ним увидел репортера-негритянку Нэнси Молино. Она внимательно наблюдала за Бердсонгом, ничего не писала, сидела прямо и неподвижно. Эта поза подчеркивала ее высокие скулы, симпатичное, однако неприступное лицо, изящное гибкое тело. Ее переполняла какая-то задумчивость. Ниму показалось, что она тоже смаковала устроенное Бердсонгом шоу. Чуть ранее мисс Молино и Ним мимолетно столкнулись возле зала заседаний. Ним едва заметно кивнул ей, она же подняла одну бровь и насмешливо улыбнулась.

Между тем Бердсонг продолжал свои наскоки.

— Скажи мне, старина Эрик… фу, извините! Мистер Хэмфри, вы когда-нибудь слышали о сохранении электроэнергии?

— Разумеется.

— Дело здесь вот в чем. По глубокому убеждению очень многих, такие проекты, как «Тунипа», вовсе не потребовались бы, если бы ваша компания всерьез занялась экономией электроэнергии. Я имею в виду, не играла бы в экономию чисто символически, а продавала бы электроэнергию с тем же упорством, с каким вы сейчас добиваетесь разрешения на строительство новых электростанций во имя все большей прибыли.

О’Брайен уже почти встал, когда Хэмфри проговорил:

— Я отвечу на этот вопрос.

Адвокат опустился в кресло.

— Во-первых, компания «Голден стейт пауэр энд лайт» вовсе не стремится продавать больше электроэнергии. Когда-то мы действовали таким образом, но уже давно отказались от подобной практики. Вместо этого мы делаем самый серьезный акцент на экономию. Однако такой подход хотя и приносит ощутимые плоды, не способен остановить непрерывный рост потребности в электроэнергии. Именно поэтому мы ставим вопрос о строительстве в Тунипе.

— И вы разделяете эту точку зрения? — уточнил Бердсонг.

— Естественно, это и мое мнение.

— Этот ваш взгляд страдает такой же предвзятостью, как и первый, можно подумать, вам все равно, принесет «Тунипа» прибыль или нет.

О’Брайен объявил протест:

— Это искаженная подача фактов. Свидетель не утверждал, что ему безразлично, будет ли прибыль.

— Вполне допускаю. — Бердсонг резко повернулся к О’Брайену. Его массивная фигура, казалось, еще больше увеличилась в размерах, когда он повысил голос. — Мы хорошо знаем, что все в «Голден стейт пауэр энд лайт» думают о прибыли — большой, огромной, чудовищно грабительской. Причем за счет мелких потребителей, скромных работяг этого штата, которые платят по счетам и которые примут на себя расходы по строительству «Тунипы», если…

Остальная часть фразы потонула в одобрительных криках, аплодисментах и топоте ног. Среди этого гвалта председательствующий, стучавший своим молоточком, пытался призвать к порядку. Какой-то крикун, сидевший рядом с Нимом, заметил, что тот ведет себя достаточно спокойно. Прозвучал воинственный вопрос:

— Разве тебя все это не волнует?

— Нет, волнует, — ответил Ним.

Ним понимал, что, если бы это было настоящее судебное заседание, Бердсонга уже давно привлекли бы к судебной ответственности за оскорбление суда. Но этого не произойдет ни сейчас, ни позднее, так как слушания лишь имитировали судебное заседание, поэтому заседания проводились в раскованной обстановке, а на возникавшие при этом безобразия смотрели сквозь пальцы. Оскар О’Брайен объяснил причины таких нравов на одном из брифингов накануне слушаний:

— Общественные комиссии ужасно боятся вот чего: если они сегодня не позволят выговориться всем без исключения, завтра их потащат в суд с обвинениями в том, что важные показания так и не были выслушаны. Это может означать отмену принятого решения, то есть результаты многолетних усилий перечеркиваются только потому, что какому-то болтуну велели заткнуться или был пресечен малозначительный спор. Этого не хочет никто, и мы тоже. Таким образом, по общему согласию, разным демагогам и чокнутым гарантируется неограниченная возможность говорить что угодно и сколько угодно долго. В результате слушания сильно затягиваются, и тем не менее это наиболее рациональный путь.