Лежит ниц перед султаном мудрый диван, дальновидности и уму которого удивляется весь мир. Еще крепче прижимается лбом к ковру Муртаза-паша. Пусть изольется весь гнев. Пусть султан выкричится. Все равно без совета визиря не обойтись ему ни сегодня, ни завтра. Мудрый Коран учит: чем больше гневается твой повелитель, тем послушнее будь, покоряйся ему сегодня, и завтра он станет шариком воска в твоих руках.
— Псы цепные! Жирные свиньи! Хвосты вонючих гиен! Цари и короли выполняют мою волю, а вы не могли привести к покорности безродного мужика! Где ваша отвага? Где разум ваш?
Сиауш-паша осмелился перебить султана:
— Великий султан, но ведь наилучшую армию в мире, ройско польского короля, разбил гетман Хмельницкий под Батогом...
Это возражение окончательно вывело из себя султана, и он ткнул острым поском туфли Сиауш-пашу в лысину.
— Трус! Я прикажу четвертовать тебя на площади перед Айя-Софией!
Но Сиауш-паша хорошо знал, что если бы и было действительно такое желание у султана, он не осмелится на это. За спиной у наместника Силистрии стояло сто тысяч воинов, и разве сможет султан быстро найти себе другого наместника, который бы так исправно и в таком числе присылал в его казну сундуки с талерами, злотыми, гульденами... Это понимает и султан. Гнев, вспыхнувший внезапно, так же внезапно утих.
— Мы отпускаем,— проговорил надменно султан,— наш диван, и пусть он вершит свой мудрый совет, дабы после утренней молитвы, когда мы отойдем от трапезы, оповестил нас.
Не осмеливаясь взглянуть в глаза султану, пятился к дверям султанский диван. Последним вышел Муртаза-паша.
Но еще до наступления следующего дня в опочивальню султана был призван великий визирь. Султан возлежал на подушках над развернутой картой. Делая вид, что не смеет взглянуть в глаза султану, Муртаза-паша низко поклонился, смиренно прижимая руки к сердцу, ждал.
— Садись,— мирно сказал султан, указывая рукой место напротив себя.
Муртаза-паша поспешно опустился на подушку.
— Я не могу ждать до утра,— властно сказал султан.— Что ты надумал?
— Обрати мудрый взгляд проницательных очей своих,— заговорил Муртаза-паша, указывая пальцем на карту.— Три дороги ведут нас к такому могуществу, что ни великие предшественники твои и никто из твоих преемников не достигнет того, что добудешь ты!
— Но Вену мы не взяли...— пробормотал султан. — Нужно взять Вену, притащить на аркане императора Фердинанда...
— Что значит один император? Из него и галерного раба не сделаешь,— сморщился Муртаза-паша.— А ты получишь сотни тысяч новых рабов, обширные земли за морями и реками. Взгляни, мой мудрый султан,— палец Муртаза-паши пополз по карте,— три дороги ведут тебя к величию; следуя ими, мы уничтожим Московское царство, раздавим, как блоху, Хмельницкого с его казаками. Вот они, эти дороги: через Молдавию и Валахию на Украину, через Крым, через Украину в самое сердце Московского царства; из устья Дона, от Азова, на русскую реку Волгу; за нею царства Астраханское, Казанское, ханство Казахское, Бухара, Хива, Иран...
Ноздри мясистого носа султана вздрагивали.
— Говори дальше.
Муртаза-паша чуть приметно усмехнулся.
— Война Московского царства с Речью Посполитою, мой повелитель, нам на руку.
— Если бы Хмельницкий не был с ними...
— Мой султан,— горячо заговорил Муртаза-паша,— не стану говорить тебе утешительные слова, переход Хмельницкого в подданство Москве — великий ущерб для нашей империи, но я приложу все силы и средства, чтобы разрушить этот союз. И сделано это будет тогда, когда меньше всего будут ждать этого наши враги. На востоке руки у нас развязаны, мой повелитель, англичане, французы, австрийцы не станут чинить нам препятствий.
— Они думают, что мы забудем тогда про запад...— засмеялся султан, и визирь Муртаза-паша тоже улыбнулся, обнажив мелкие черные зубы,
— Но, осуществив наши замыслы на востоке, мы придем на запад с той стороны, откуда нас не ожидают.
Султан отодвинул карту. Красно-зеленые стекла высоких окон бросали радужный отсвет на пушистые белые ковры, устилавшие опочивальню. Люстры на золотых цепях свисали с позолоченного потолка, и вечернее солпце переливалось алмазами в хрустальных подвесках.
— Осман-паша поедет и Чигирин,— тихо проговорил визирь, точно всего несколько часов назад не слыхал гневных слов султана.
Султан только повел бровями.
— Лживый пес! — презрительно заметил он.
— Ваше величество,— официально заговорил визирь,— у Осман-паши среди полковников Хмельницкого много друзей. Мы пошлем его в Польшу, а оттуда в Стокгольм, а из Стокгольма в Чигирин.
Султан, не возражая, слушал внимательно, обняв руками колено.
— Быть по сему! — пробормотал он погодя.