Я повздыхала, улучила момент, когда в мою сторону никто не смотрел, и взлетела повыше. Быстренько наметила ориентир и прыгнула в серёдку самой большой полыньи, заросшей ряской. Здесь должна была всплыть макушка слизнечихи, готовой обрадовать кузенов пополнением в семействе. Событие не такое уж частое, а потому нерядовое. Я на минуточку заглянула в пару казарм, где отдыхала смена часовых: ноге некуда ступить. Их тут целая куча. Казалось бы: какого рожна торчать на объекте, вокруг которого на сотню километров ни одного разумного?
Партизаны в местных джунглях не водятся – их, небось, тут давным-давно извели. Крупные хищники на такую ораву двуногих никогда не полезут. Сами же слизняки в них перестали вживаться, признав результат бесполезной тратой ресурсов – размышляла я, сунув голову под ряску. Надеялась разглядеть: где там эта мамаша? Лезет уже наружу, или счёт времени потеряла? Не могут же мои герои вечно торчать на засиженном ими склоне горы, будто эдельвейсы на одной ножке.
Вода была мутной, как отчёт парламентской комиссии по расходованию бюджетных средств. Ни зги не видать. Мне пришло в голову нырнуть поглубже и…
Очнулась в саркофаге, тупо моргая на защитный купол. Здрасьте, приехали! И что это значит, милейший – сурово осведомилась я. Сли забубнил что-то самооправдательное, напомнив мне старшего сына, когда того вышибли из колледжа с резолюцией: бездельник и хулиган. Даже слушать не стала, шикнув на щупы, что норовили выскочить из дыр. Приказала продолжать работу и дала команду на старт.
Из воспитательных соображений взяла последний ориентир. И возникла на ряске, как божественный младенец-солнце Ра на лепестках лотоса. Хотела, было, закончить эксперимент, загубленный саботажем, но притормозила: заметила, что ряска подо мной еле заметно колышется. В принципе, догадывалась, что такая важная мясистая дама не станет выпрыгивать из болота, будто чёртик из коробочки. Значит, никаких тебе брызг и разлетающихся по сторонам лягушек.
Уже – машинально уточнила у Сли причину колыханий на болоте. Тот что-то невнятно хрюкнул и забился ещё глубже. Трус – гордо пригвоздила я предателя и сунула-таки голову под ряску. Столкнулась нос к носу с чем-то белёсым и от неожиданности подскочила над болотом вспугнутой стрекозой. Тотчас рухнула обратно, чтобы с берега не засекли моих несанкционированных мотыляний, и замерла в предвкушении.
Эта старая стерва умела мотать нервы, как никто. Скорость, с которой она всплывала, могла сотворить из монаха раскалённого добела убийцу. Я не психовала лишь потому, что была занята делом: разбиралась с фоновым воздействием на мою бедовую головушку. Нет, меня не засекли. От инородного вторженца не отмахивались в надежде прибить докучливую дрянь. Этот фон сидел на самке чехлом за какой-то непонятной надобностью – может, пиявок отгонять? Меня он отогнать не мог, как зуд в укушенном комаром пальце не способен тебя сподвигнуть отрезать всю руку. Он даже не особо докучал.
Зато помог прицениться к нашей добыче: ядерная ли это ракета, или плюгавая ракетница? Получалось второе. Самка явно затрачивала немалые усилия на поддержание защитного фона, а его эффективность не выдерживала никакой критики. Во всяком случае, применительно к приведениям. У меня даже Сли осмелел настолько, что взялся анализировать происходящее. И пока я любовалась желтоватой перламутровой макушкой слизничихи, уа-тууа выдал однозначный результат: прикончить нас у этой подлодки кишка тонка. С чем мы и явились на доклад командованию.
Пока меня выслушали. Пока признали, что я проболталась где-то без дела. Пока я отбрёхивалась, самка поднялась на регламентированную отметку всплытия и замерла. Сорок четыре пары обещанных щупалец образовали два шевелящихся букета. Этакие лернейские гидры после встречи с Гераклом, наплевавшим на добивание гадин. Зато размножившим их на радость последователям его бесполезного подвига.
Тот букет, что надзирал за ловцами яиц, стелился над болотом, словно оглаживая шкуру верного пса. Дальний колосился в вертикальной плоскости, будто норовил разогнать облака. Громадная перламутровая линза чуть покачивалась в своей полынье и, видать, тужилась. Вокруг неё всплывали и лопались здоровенные пузыри. Пока ещё не те, ради которых весь сыр-бор – подбиральщики стояли на мостках, вцепившись в плетёные корзины.
А над диверсантами поднимался ядерный гриб плотоядной мстительности. Нартии выпрямляли колени, наплевав, что могут соскользнуть с убогих площадок, где сидели, затаив дыхание. Напряжение в раскрывающихся крыльях могло запитать и полопать километры гирлянд стоваттных лампочек. Шеи угрожающе вытягивались в сторону врага баллистическими ракетами. Серебряные глазищи мёртво посверкивали, обещая бой ни на жизнь, а на смерть – сплошная жуть!