В последний миг Блейк едва не раздавил в руке глиняную свистульку. Затем он потрясённо осознал, что чуть было не натворил и снова поднёс свистульку к губам. Он подул сильно, отчаянно, никак не пытаясь управлять звуком. Сперва вышел визг, потом лишь лопотание, когда он выдул последнюю воду из маленькой глиняной безделушки.
Блейк закрыл глаза, его колени подломились и он рухнул на пол, неуклюже усевшись. Он хлопнул свистулькой по каменным плитам, раскрытая рука не ощутила боли, когда глина раскололась под ладонью.
Тем не менее, мучения были достаточно реальными. Его резкий, воющий вопль едва напоминал человеческий. Он тоже был столь же неповторимым и первозданным, как звёзды, небеса и ночная тьма.
Когда настало утро, он обнаружил, что лежит лицом вниз в гальке и грязи, посреди раскопок.
Траншея 13А, уровень 22. Теперь там лежали четыре скелета.
Кости не сгорели.
Узревший Их
Я никогда не был близко знаком с Барри Этвудом. Мы вращались в одних и тех же кругах в колледже, но лишь потому, что общие друзья случайно нас познакомили. Мы ходили на одни и те же вечеринки. Мы принадлежали к одному и тому же литературному обществу.
И мы оба знали Лору Говард.
Вот и всё. Этого хватило. Кисмет, рок, непостижимая судьба. «Нет никаких случайностей», поговаривала Лора раньше. В конце концов, я ей поверил.
Но началось всё с того, что мы раньше называли
— Фил? Это Барри.
В первый миг я не узнал этот голос. —
— Барри Голдуотер[67]
, а ты что подумал, дружище? Я баллотируюсь в президенты… и твой… вклад… может быть чертовски важен… — Он изобразил смех, но даже по телефону я определил, что это фальшивка. Его голос был хриплым и натянутым. Казалось, будто он плачет.— Барри Этвуд, — произнёс я. — Я не получал от тебя вестей уже… сколько ж это будет? Думаю, лет пятнадцать.
— Ну да. Слушай, Фил, знаю, что навязываюсь, но если у тебя найдётся немножко времени, я бы хотел с тобой повидаться. Это
Я глянул на кипу неразмеченных билетов, но какой-то инстинкт подсказал мне, что это действительно важно. — Ясное дело. Где ты?
— Здесь. В Филадельфии. Я могу добраться к тебе за полчаса.
— Прекрасно.
В тот год, когда мы получили дипломы, Барри Этвуд перебрался на Западное побережье. Разумеется, Лос-Анджелес. Он хотел пролезть в кино. Думаю, на самом деле он снялся в нескольких рекламных роликах. Теперь он вернулся. Действительно, прошло уже пятнадцать лет.
Никакая это была не случайность.
Когда в дверь позвонили, Квазимодо залаял с обычной свирепостью, затем кинулся под своё любимое мягкое кресло.
Я открыл.
Барри выглядел усталым. Такое общее впечатление у меня возникло. Немного сутулящийся, волосы поредели, вместо того, чтобы поседеть, но, в основном,
— Фил?
Я заметил, как он косится.
— Заходи, Барри.
Он уселся в кресло, под которым тактически залёг пёс. Квазимодо хранил молчание.
Я принёс нам пару банок пива. Барри время от времени прикладывался к нему. Потом он заговорил, поначалу нервозно, но, наконец, разразился грандиозным словесным потоком.
— Это вправду было забавно, в самом начале, — сказал он. — Ну, то есть, я смеялся…
Он замялся, словно утратил ход мысли.
Я откинулся назад, посасывая пиво.
— Что было забавно?
— Снова встретить Лору, после стольких лет. Да это прямо какая-то встреча одноклассников, Фил…
—
Он отставил пиво, сложил руки на коленях и очень спокойно проговорил: — Не шути насчёт этого, Фил. Ты тоже ходил на её маленькие сеансы.
— Я, в основном, ходил, чтобы увидеть её голышом. Кто смог бы забыть зрелище, когда она, в чём мать родила, ползала по кругу, при свечах, мелом вычерчивая круги в подвале дома своей матери. Клёвая у неё была … задница.
— И всё ещё клёвая.
Я наклонился вперёд и похлопал кулаком по ладони. — Эй, эй… Понимаешь, о чём я? Пих-пих? Хлоп-хлоп?
Барри не засмеялся над моей позаимствованной остротой.
— Так много нужно заполнить. — Он вздохнул. — Прошло ведь так
— Жил. Думаю, я — единственный член Литературного Общества Виллановы[68]
, который действительно ушёл и бросил литературу. Меня даже изредка публикуют. Но, в основном, я преподаю в девятом классе средней школы.— Ты женат, Фил?
— Пару раз чуть было не, но уберёгся.