Перекрёстки Эгредеума

Зал содрогнулся от криков и топота сотен ног. Стены из жёлтого песчаника обагрила тёмная кровь.

Те, кто носил воздушные платья, были растерзаны разъярённой толпой. Изящное белое платье в рубиновых пятнах свисало лохмотьями с копейного острия.

Седхи поледенел от ужаса: он был в этой толпе, но его никто не замечал. Он кричал и бился, силясь прорваться к пустому теперь трону, но не мог сдвинуться с места. Он словно был окружён незримой стеной, и вместо него — мимо и сквозь него — другие продирались сквозь толпу, к подножию трона, где со страшным звуком терзали кирками что-то мягкое и безмолвное, скрытое за множеством бронзовых спин.

* * *

И вот он, принц Ир-Седе́к, уже плыл на корабле в сопровождении немногих уцелевших воинов в золотых доспехах, а сердце его разрывалось от боли, стыда и злобы, и горячие слёзы струились по щекам, смешиваясь с солёными морскими брызгами.

Солнце за спиной склонялось к горизонту, оранжевые воды темнели. А позади мятежники снаряжали погоню, взбираясь на борт золотых кораблей, срывая с них королевские чёрно-жёлтые флаги.

Седхи со спутниками причалил к изумрудному берегу, где тёмный змеистый плющ взбирался по малахитовым стенам древнего замка.

Не останавливаясь, беглецы продолжили путь, оседлав странных существ, похожих на зёрна фасоли, передвигавшихся с помощью множества бахромчатых ножек. Подгоняя нерасторопных тварей, наездники хлестали и били ногами полупрозрачные студенистые бока так сильно, что на них лопалась тонкая кожа и выступали мутные росинки, но существа не издавали ни звука.

Они пересекли реку, цветочное поле, болота и лес, за которым шумел океан и на прибрежном холме высился дивный янтарный город. Оранжевое солнце таяло на его стенах.

Издалека виднелись каменные улочки, витками взбирающиеся к вершине холма, которую венчал сверкающий дворец, цветущий островерхими башнями над террасами многоярусного сада. На главном шпиле развевался золотисто-янтарный флаг.

Агранис. Янтарное сердце мира.

Столица Объединённого Королевства, которому правители Рат-Уббо подчинялись много веков.

Здесь Белый Король даст защиту своим вассалам.

Тёмная фигура вошла в чёрную башню.

Неподалёку звенел колокольчиками юный смех, бойкие ноги плясали на ковре из жёлтых цветов под древние песни, которым вторили шёпот воды и вздохи дерев на ветру.

Но тёмная фигура вошла в чёрную башню, и мир утонул во мгле.

Видение развеялось, и Седхи уже со всех ног бежал к дворцу по бесчисленным ступеням золотистого сада, а корабли мятежников подходили к изумрудному берегу.

По небу вдоль горизонта ползли тяжёлые чёрно-красные тучи. Напротив них солнце тонуло в зловещей багровой дымке, и воздух казался напитанным кровавым туманом.

Седхи ворвался в просторный высокий зал — только теперь с удивлением осознал он, что ни во дворце, ни на улицах нет ни одного королевского стража.

Он бывал в этом зале с матерью, отчётливо вспомнилось юноше, и тогда отовсюду лились свет и шум. Ныне же зал был пуст, и стены его тонули в тяжёлом сумраке.

Неясная тревога, объявшая Седхи, вмиг взорвалась паническим ужасом: он был здесь не один. В дальнем дверном проёме сгущалась тьма: уплотнялась, обретала форму.

Тёмная фигура вышла ему навстречу, и руки её были в крови.

* * *

Через два месяца Седхи полностью выздоровел и некоторое время продолжал прежние занятия, но год спустя без объяснений бросил учёбу и, сухо простившись с наставником, вернулся в Египет.

Связь с ним была потеряна.

То был год солнечного максимума.

Среди бумаг, найденных в последнем жилище бывшего ассистента, Байер обнаружил папирусные свитки крайне необычного содержания, из которого фон Беккер позже сделал вывод, что описанный им приступ болезни несчастного юноши не был единственным.

Несмотря на внешний вид свитков, свидетельствующий об их подлинной древности, археолог сразу догадался, кто их автор, ибо часть рукописей была написана на немецком языке. Каллиграфический почерк Седхи он узнал сразу. Более того, на одном из листов имелось послание для самого Байера. Грамматически правильное, но невообразимо запутанное, местами практически лишённое связности и смысла, оно явственно свидетельствовало о тяжёлом душевном недуге автора и выражало болезненно-мрачную безнадёжность.

Несчастный страдалец писал, что повинен в каком-то чудовищном преступлении космического масштаба и что должен остановить некое неназываемое зло — хотя и знает наперёд, что не сможет. Он таинственно намекал на скрытую связь между этим всемогущим врагом и текстами из Абусира, которые изучал вместе с Байером. Он призывал наставника найти среди старых зарисовок и экспедиционных заметок скопированные им фрагменты древних рукописей и настенных росписей, которые совершенно не поддавались расшифровке. Он утверждал, что перевёл их.