Перекресток дорог.Книга 1

— Вста-а-ать! — срывая голос и гортанно откашливаясь, уже в пятый раз закричал косоротый чиновник. Но фразу "суд идет!" он уже не смог кричать, просто хрипел и пучил глаза, как больной Базедовой болезнью.

Никто не послушался команды. В зале присели даже и те, кто до этого стоял, не имея места. Судьи, разъяренные и хмурые, уселись на кресла без почета и без обычного наслаждения властью.

Секретарь, ухитряясь перекрыть жужжащий зал, читал с использованием коротких пауз в гуле или на какое-то мгновение привлекая к себе внимание матросов и солдат просящими жестами.

Из отрывков услышанного, в зале поняли, что председательствует в суде генерал-лейтенант Андреев, обвинение поддерживает прокурор — полковник Роджин, допущены к участию в процессе семь адвокатов — Кобяка, Фалеев, Зарудный, Врублевский, Андронников, Муравьев и Беляев.

Председательствующий долго махал в воздухе колокольчиком, голосок которого подчистую исчезал в могучем гуле возбужденных и разгневанных людей. Потом, утратив всякую веру в колокольчик и бросив его на стол, генерал-лейтенант Андреев зычно протрубил громовым голосом:

— Беспристрастным следствием доказана полная виновность подсудимых в явном восстании с намерением противиться начальству…

— Уходите, судьи с окровавленными руками! — шквалом громыхнуло из зала. — Не признаем вас, палачи! Требуем международного третейского суда!

Председатель по-апостольски поднял обе руки, прося внимания. Тогда Анпилов закричал с места:

— Вы спрятались от нас за железную решетку, значит, не имеете права и не можете судить нас по совести. Вы — бездушные чиновники, и вам надо понять, что мы признаем только международный третейский суд…

— Третейский, третейский! — гул в зале стал сильнее раскатов грома, с потолка осыпалась штукатурка, дрожали стены и дребезжали стекла окон.

Забыв о своем высоком судейском положении, председательствующий по-мальчишески шустро выбежал из-за стола и подступил к самой решетке возвышения, начал бить себя кулаком в грудь:

— Какой же тут может быть третейский суд, если следствием неопровержимо доказано, что повстанцы нагло требовали ниспровергнуть монархию в России и созвать Учредительное собрание для образования республики. Повстанцы с оружием в руках сражались против монарших войск и кораблей… Преступники, если хотят рассчитывать на милость монарха, должны повиноваться закону и суду его императорского величества, который единственно полномочен…

— Долой, слушать не желаем!

— Долой, царский пес в генеральском мундире!

К обескуражено замолчавшему генералу обратился, вставая из ложи адвокатов, высокий золотистоволосый молодой человек со сверкающим на лацкане фрака университетским значком. С виду походил он на стажирующего священника с вьющимися до плеч волосами.

— Разрешите мне, господин председательствующий, выразить от имени поручивших мне адвокатов требование поддержать голос народа о третейском суде…

— Да здравствует адвокат Кобяка! — прозвучал голос из задних рядов. И тотчас сотни голосов подхватили это слово, загремели аплодисменты. Такой овации еще никогда, видимо, не переживал молодой адвокат. И он засмущался, щеки залил румянец.

— Я настаиваю и прошу суд вынести определение по существу требования о третействе, — продолжал Кобяка, едва затихла овация.

Генерал-лейтенант Андреев, потрясенный всем происшедшим и почувствовав на мгновение правоту адвоката и тех людей, которые безбоязненно в ноябре прошлого года шли на смерть, а теперь также безбоязненно требуют справедливого, а не мстительного разбора их дела и требований, растерянно оглянулся на прокурора.

И тот, краснолицый рослый полковник, вскочил, будто его укололи иглой. Размахивая сорванным со шнурка моноклем, он не говорил, а визжал:

— Требую судебного решения о немедленном удалении адвокатов из зала по мотивам ведущейся ими злонамеренной пропаганды против суверенитета императорского суда, следствия, прокуратуры…

— Это, господа, не суд, не следствие и не прокуратура, — бледнея и торопливо поправляя воротничок, сдавивший горло, начал было Кобяка речь протеста. Но тут же решил пока воздержаться, взмахнул рукой и пошел к скамье адвокатов. Через плечо, рассчитывая больше на зал, чем на судей, бросил негромко, но четко: — Это отвратительное орудие угнетения!

— Это позор для нашей Родины! — закричали в зале. — Смерть палачам!

Судьи вскочили с мест. Кто-то из них бросился с кулаками к скамьям адвокатов, чтобы спровоцировать драку и возможный арест адвокатов. Но в этот момент, пристально следя за событиями, Гаврюха обернул свой огромный кулак измятой в волнении бескозыркой, подбежал к решетке и закричал:

— Братва, поберегись! Бросаю бомбу!

Мгновенно все вспомнили о судьбе князя Думбадзе, в экипаж которого была брошена бомба в первый же день после подавления ноябрьского восстания. Прокурор, председатель суда с судьями и даже лысый косоротый чиновник полезли под стол или нырнули за золоченые спинки кресел.

Когда же матросы и солдаты увидели, что судей Гаврюха напугал не бомбой, а своим огромным коричневым кулаком, зал наполнился хохотом.