Перекресток дорог.Книга 1

— Оно мое, поскольку я полностью согласна с ним. Но мнение это изошло оттуда, — Нина Николаевна махнула рукой в северном направлении… Оно изошло от Ленина. В октябре девятьсот первого мне пришлось встретиться с одним товарищем. Он был связан с Кишиневской подпольной типографией газеты "Искра", а в Севастополе едва избежал ареста при распространении прокламаций. Ночевал он у нас на квартире, когда я помогла ему скрыться от жандармов. Криворуков — фамилия этого товарища. Так вот, этот товарищ тогда еще рассказал мне, что из заграничной редакции "Искры" в Кишинев было прислано письмо на имя руководителя Кишиневской подпольной типографии. И в этом письме выставлено требование, чтобы типография в Кишиневе отказалась от заказа Екатеринославского комитета, если этот комитет не выразит чем-нибудь свою солидарность с "Искрой", скажем, согласием присылать "Искре" на просмотр свои прокламации…

— Все понятно, — сказал Вадим, в глазах засветилось согласие. Он весело потряс кистями обеих поднятых рук, задержал свой взор на красивом лице Нины Николаевны. — Уговорили меня. Вам бы на императорских балах сверкать, а мы вот тут сидим под закрытыми на задвижку дверями и опасаемся, что вот-вот постучат жандармы…

— Они и без стука заходят, — возразила Нина Николаевна. Ей вспомнилась вдруг ночь перед уходом на Азовскую, 27, когда жандармы успели побыть секретно на ее квартире, лишь оставили после себя густой запах махорки и кожаных ремней. Красивое лицо Нины Николаевны сделалось при этом каменным, брови сердито нахмурились: — Давайте обойдемся без комплиментов, Вадим Леонидович…

— Хорошо, хорошо, — сразу стал он каким-то покорным, поспешил оправдать свое согласие на все условия ссылкой на хорошо известный Нине Николаевне факт. — Ведь мы, в Щиграх, читали и перечитывали в Крестьянском союзе "МАНИФЕСТ КО ВСЕМУ РОССИЙСКОМУ КРЕСТЬЯНСТВУ", отпечатанный по постановлению Крымского Союза РСДРП в евпаторийской типографии Муравского. И не только восхищались мужеством боевиков РСДРП, захвативших типографию вооруженным путем, но и, скажу прямо, этот "МАНИФЕСТ" помог нам усилить социал-демократическое влияние в "ЩИГРОВСКОМ КРЕСТЬЯНСКОМ СОЮЗЕ", который до этого находился под безраздельным влиянием социалистов-революционеров. После этого у нас нет никаких оснований возражать против публикации согласованных с Севастопольским Комитетом РСДРП наших документов. Сообщаю еще, что "Щигровский крестьянский союз" многое для себя почерпнул из опыта Гурийской и Квирила-Белогорской республик Западной Грузии.

— Мне об этом известно, — сказала Нина Николаевна. — Начнем действовать.

………………………………………………………………………………..

Типографии были развернуты и начали свою работу одновременно. Одна — в квартире Селезнева Сергея Николаевича в доме 29 по Малоофицерской улице, другая — в квартире Степана Ильича Плахотникова в доме 65 по Третьей Продольной улице.

И, как было условленно, первой с печатных станов этих типографий, набранная и отпечатанная руками Исаака Абрамовича Хаджесватова, вышла "Листовка о севастопольцах".

И полетела эта листовка по просторам Российской империи, распространяясь через многочисленные комитеты РСДРП.

Но и полиция не дремала.

В декабре 1906 года Нина Николаевна получила очередное письмо от неизвестного автора. "Я уже неоднократно предупреждал, что в вашу организацию проникли провокаторы. Кто они? Я этого точно не знаю, а называть имена лишь по подозрению не позволяет мне моя совесть. Я знаю, что ваши товарищи уничтожают провокаторов. А вдруг я не прав, оклевещу человека и поставлю на край могилы, — говорилось в письме. — О том, что ваша организация пережила очередной провал, вы и без меня знаете. Но чтобы вы еще раз убедились в моей к вам благосклонности и в том, что мне доступны многие дела, прилагаю при моем письме выписку из материалов Севастопольского жандармского управления. Возможно, вашей организации это поможет или в обнаружении предателей и провокаторов или в принятии неких мер обезопасения своих членов от новых провалов".

Письмо, как и предыдущие письма, было без подписи. И Нина Николаевна, зашифровав его содержание для товарищей, само письмо сожгла и отказалась от мелькнувшей было мысли показать это письмо Юлии Маранцман. "Зачем? — подумала и решила, что не следует показывать. — Ведь и так ясно, что это пишет влюбленный в Юлию жандармский офицер. Он поэтому и к нам "благосклонен". Но влюбленные тигры очень коварны: от ласки может мгновенно перейти к расправе…"

В приложении к письму говорилось: "…7-го сего декабря в городе Севастополе, по поручению начальника Севастопольского жандармского управления Зейдлица, произведены обыски…

В квартире Селезнева одна из 4-х комнат оказалась запертой. По заявлению Селезнева, комнату эту занимал с 10 октября сего года квартирант, виленский мещанин Исаак Абрамович Хаджесватов, двадцати трех лет.