Решив это, Кабанов, как только позволили кандалы, поднял руки. И так прошел на виду готовых к бою друзей до тюрьмы. За ним с грохотом закрылись ворота. И он еще не знал, что, пользуясь напряженностью в городе в связи с судом и получив категорический запрет Нины Николаевны участвовать в нападении на конвой, Вячеслав Шило удачно изъял из сейфа почтово-телеграфной конторы более трех тысяч рублей из фонда жандармского жалованья, только что привезенного из Одессы почтовиками.
И всю ночь мерял Кабанов шагами камеру. Прошлое властно встало перед ним, смешавшись с настоящим. И он вспоминал:
"С отцом я часто ссорился, отказываясь избрать карьеру военного. Однажды был жестоко им избит за чтение нелегальной книги. Обиде моей не было границ, почему и бросился в пруд. Соседи увидели, спасли. Отец пересилил меня, пришлось стать военным. Был в Муроме и Варшаве, втянулся в революционную деятельность. Давно умер отец, растаяла в груди нанесенная им мне обида. Но образ отца я помню. А вот за двенадцать месяцев тюрьмы почти стерся из памяти образ жены. Да и сын, как в тумане — мелькает нечто крохотное, живое. Ему теперь полтора года, но мне не дают возможности увидеть его. Да, тяжело. Но жена — молодец. Она не добивается свидания со мной, чтобы не открыть следствию моего настоящего имени и дворянского происхождения, офицерского звания. Впрочем, смертнику это безразлично. Но я — боец, поэтому мне не безразлично… Ведь имеется план моего побега из тюрьмы вместе с товарищами. И я верю в возможность исполнения этого плана. Надо сказать об этом тем, кто на воле вырабатывал и согласовывал со мною этот план. Завтра же передам им записку…"
Через "голубя", через Исидора Полотая записка Кабанова попала к Нине Николаевне и Константину Сергеевичу.
Расшифровали. Нового в ней не было, но уточнена дата намеченного побега — 25 мая 1907 года, подтверждено требование перебросить в известный час и в известном месте веревочную лестницу через стену двора.
А городские власти вторично смятенно разыскивали похитителя денег. Арестовали пять человек, но Вячеслав Шило оставался на свободе и вместе с минером Васильевым готовил гранаты.
Приезд Вадима Болычевцева почему-то задерживался, а откладывать задуманную операцию освобождения узников Севастопольской тюрьмы было уже невозможно, и подготовка побега развернулась энергично.
Чтобы завоевать дом члена правления Севастопольского отделения черносотенного Союза русского народа господина Зорькина и использовать его для временного укрытия беглецов, переодевания их и вручения им документов и денег для дальнейшего следования, Нина Николаевна согласилась стать домашней учительницей в семье Зорькиных.
Те очень обрадовались, так как давно уже приглашали Нину Николаевну, но она уклонялась, а в народе слыла очень хорошей учительницей. Ей отвели отдельную комнату, назначили хорошее жалованье, а также согласились принять, по ее рекомендации, прислугой одну из девушек. Разумеется, Зорькины не знали, что эта прислуга состояла в числе функционеров РСДРП.
— Вот что, дорогая моя помощница, — инструктировала эту девушку Нина Николаевна, когда они остались одни дома, — нам нужно привезти и спрятать в доме несколько штатских костюмов для переодевания освобожденных из тюрьмы товарищей. Но сразу этого не сделаешь, нужна подготовка и маскировка.
— А что же я могу? Хоть убей, не придумаю, призналась девушка.
— Придумывать будем вместе, — сказала Нина Николаевна. — Но мне кое-что непозволительно, а для вас будет казаться вполне естественным. И вы это делайте. Сегодня за обедом, например, обязательно придумайте и расскажите несколько новостей, будто бы по секрету, что многие дамы заприметили у госпожи Новицкой парижский журнал мод, сдают ей заказы на различные платья, блузки, пелерины… У хозяйки, я это твердо знаю, разгорятся глаза от любопытства и зависти. Вот и в самый раз сказать: "Нам бы очень хотелось видеть свою хозяйку в самых лучших и модных одеждах". Да после такого сообщения и такого пожелания, Зорькина ни есть, ни спать не станет, пока сдаст заказы в мастерскую. А сдаст она немедленно, чтобы никто не успел ее обойти…
— Ох, да это же усвоила, — засмеялась девушка. — Такие новости настрочу за обедом, что и сто сорок не смогли бы. А потом что делать надо?
— В пятницу будет в соборе торжественное богослужение. Зорькины никогда не пропускают таких богослужений. Они уедут в собор утром, так что никто не помешает вам привезти из мастерской Новицкой несколько коробов с одеждой и обувью для беглецов. Мы их там уже подготовили. Все это привезете вместе с двумя коробами платьев Зорькиной. И никто ничего подозрительного в этом не усмотрит: нашей хозяйке часто привозят коробы из мастерской Новицкой…
— А если нагрянут жандармы? — спросила девушка.
— Сюда не нагрянут. Кто же вздумает искать политических беглецов в доме одного из руководителей черносотенцев…
В утреннюю рань той пятницы, когда должен был состояться побег, в камеру Никиты Кабанова со всевозможными предосторожностями вошел подкупленный заранее надзиратель.