Перекресток дорог.Книга 1

Так вот, дорогой Демьян (Это я снова отразил свое желание дать тебе это имя, но уступил настоянию твоей мамочки — назвали тебя Вадимом), посылаю тебе записку и твой портрет, сделанный в тверской фотографии Я. Элленгорн в июле 1889 года, когда тебе исполнилось три года. Стоишь ты, надув губенки и сердито вытаращив глаза. Не знаю, чем мы тебя тогда обидели, но характер свой ты показал. Признаться, я горжусь, что этот характер в тебе закрепился, а ты поставил его на службу общественного блага. Не забывай об этом, как и никогда не забывал твой отец. Сумма таких характеров, направленных к единой цели, заставляет даже чрезвычайно тугоплавких вельмож встрепенуться и ходатайствовать об отмене смертных приговоров.

Господин в аксельбантах возил в Петербург ходатайство главного командира Черноморского Флота и портов Черного моря генерал-губернатора Р.Н. Вирена на Высочайшее имя о замене смертной казни нескольким приговоренным к виселице. Среди них значится имя Кабанова.

Не могу точно подтвердить, но господин в аксельбантах уверяет, что и министр внутренних дел согласился поддержать ходатайство Вирена. Просят заменить смертную казнь длительной каторгой… Если так и будет, продумайте с товарищами наибольшую целесообразность использования инструкции об аспектах поведения адвоката. Ведь хотя в ней отражен мой многолетний опыт, обстоятельства иногда делают любой опыт беспредметным…

Ты, Вадим, уже взрослый, но для меня — все еще малыш. Тревожусь за твое здоровье. Надеюсь, найдешь время и возможности сообщить о себе. Обнимаю и целую — папа".

— Это важное сообщение, — возвращая записку Константину, сказала Нина Николаевна. — Что начертает их величество на представлении генерал-губернатора Вирена, мы пока не знаем. Но в наших планах освобождения Кабанова и товарищей из тюрьмы должны быть произведены коренные изменения…

— Какие именно? — спросил Константин.

— До сей поры мы слишком много надеялись на подкуп служащих тюрьмы. Наша операция поэтому оказалась в прямой зависимости от смелости или трусости надзирателя…

— Что же, по-вашему, совсем надо исключить подкуп? — насторожился Константин. — И кто же захочет из тюремщиков помогать нам бескорыстно?

— Конечно, никто не захочет, — согласилась Нина Николаевна. — Но мы должны изменить роль подкупленных. Пусть они выполняют лишь роль связных между нами и Кабановым. Главную же силу освобождения должны составить люди, способные на любой опасный подвиг. Мы… Мы должны напасть на тюрьму одновременно изнутри и снаружи, чтобы дать бой и с боем вырвать товарищей из рук палачей. Что же касается инструкции о поведении адвоката, то… Мне думается, надо отложить и зарезервировать ее и предлагаемые ею средства…

— Зарезервировать я согласен, но отказаться от ее изучения нельзя, — возразил Константин. — В ней целый университет опыта и знаний. Генерал-майор Болычевцев вложил в нее все немалое свое дарование…

— Вижу, вас не разубедишь, — рассердилась Нина Николаевна. — Читайте инструкцию, буду слушать…

— Нет, дорогая Нина Николаевна, по слуху такие документы нельзя усвоить, — возразил Константин. — Да и мне пора идти на связь с Исидором Полотаем. У него должны быть нужные для нас сведения. Ведь в девятом часу вечера, как он мне сказал, ожидался залет "голубя". Оставляю инструкцию у вас. Прошу не только прочитать, но и представить себя и меня в определенных ролях. Послезавтра мы снова встретимся здесь…

Оказалось, что в этот же вечер в Севастополь пришла депеша министра внутренних дел об удовлетворении ходатайства генерал-губернатора Р.Н. Вирена: "Заменить Кабанову смертную казнь двадцатилетней каторгой. Так повелел император…"

Утром следующего дня тюремные власти официально сообщили содержание этой депеши Никите Кабанову.

Он выслушал молча. Ни радости, ни огорчения в его глазах чиновники не заметили. Но они оказались не в состоянии выдержать вспыхнувшего в его зрачках изумительного стального свечения, с трепетом и страхом в груди отвернулись от него и вышли в другую комнату конторы.

— Идемте, Кабанов! — слегка подтолкнул его начальник конвоя. И Кабанов, даже не взглянув на конвойных, пошел. "Теперь свобода мне особенно нужна, — подумал он. И пока его вели из тюремной конторы в камеру, в голове сложился новый план побега. — Приму все меры, чтобы сообщить его на волю, в комитет РСДРП. Надо учесть, что из 21-го смертника лишь четыре "помилованы". Но мы все должны жить и бороться. А в царскую милость не должны верить. Царь маневрирует. Он заменил смертную казнь заключенным каторгой лишь потому, что велик народный натиск. А тут еще социал-демократическая фракция государственной думы непрерывно разоблачает кровавую роль царизма своими запросами об участившихся казнях политических заключенных. Весь мир возмущен царизмом, вот и приходится ему проявлять акты "гуманности". Не верю и не верю. Буду бороться с царизмом, пока бьется мое сердце…"

…………………………………………………………………………………