Перекресток дорог.Книга 1

В завязавшейся переписке заключенных, возглавляемых Никитой Кабановым, с Севастопольской организацией РСДРП, которую представляли Нина Николаевна и Константин Сергеевич, сложился компромиссный план: внутри тюрьмы заключенные разных политических взглядов — социал-демократы и анархисты, эсеры и эксисты из группы "Свобода внутри нас" объединились в общую группу прорыва. Во главе ее с диктаторскими полномочиями был утвержден Никита Кабанов.

Группа эта утверждала список лиц, подлежащих освобождению, определяла состав и назначение боевых "троек" — одни должны были подготовить быстрое снятие кандалов, другие — обеспечить захват дворика, с территории которого начнется побег заключенных, третьи — прикроют огнем из револьверов своих бегущих товарищей от возможного преследования.

На воле объединенную оперативную группу, в которую входили по два функционера от каждой из организаций, объединивших свои силы и средства для нападения на тюрьму, возглавлял Константин Сергеевич Цитович. В группу "Свобода внутри нас" был включен семнадцатилетний Александр Дмитриев, рекомендованный Петром Шиманским.

Координация связей между группами, снабжение боевиков оружием, а также передачу оружия заключенным возложили на Нину Николаевну Максимович. Через нее же отдавались Константином Сергеевичем все приказы по группе. Это делалось в целях наибольшей конспирации, чтобы полиция и жандармерия даже в случае очередного провала не вышли на след главного организатора нападения на тюрьму. Он был известен в оперативной группе лишь по кличке "Студент", но мало кто знал его в лицо или его настоящее имя, хотя сам он точно и глубоко знал о каждом члене руководимых им оперативных групп, каждому отводил лишь посильную роль.

Побег наметили совершить с территории дворика, проломив стену взрывом сильной мины в час прогулки заключенных. Так как передать мину в тюрьму было невозможно, согласились заложить ее снаружи.

Согласившись с этим планом, Никита Кабанов прислал вдруг дополнительное требование: обязательно передать ему с воли еще не менее трех револьверов с патронами. "Для прорыва и самозащиты это оружие нам абсолютно необходимо".

Два револьвера удалось передать через подкупленного надзирателя, продолжавшего регулярно посещать "явку" на пивном складе Исидора Полотая. Но внезапно этот надзиратель, упав с лестницы, сломал ногу и был помещен в больницу. А второй, уже раз сорвавший побег из-за своей трусости, и на этот раз, дрожа от страха и проливая слезы, что у него большая семья, и он не может рисковать, отказался выполнить просьбу о передаче оружия. Но он, в обмен на заверение Никиты, что не будет уничтожен или отнесен к провокаторам, рискнул передать через Полотая записку Никиты в адрес Нины Николаевны.

"У меня нет оружия, — писал Никита. — Револьвер передан товарищу из группы прикрытия. И мне выпал жребий быть в этой группе. Меня вы знаете: от своего жребия я не отступлюсь, хотя бы пришлось погибнуть уже на самом рубеже свободы. Буду уходить последним. Мне нужно оружие! Нужно, во что бы то ни стало. Метод передачи продумайте сами, но оружие должно быть у меня. Моя гибель без оружия может поколебать у многих веру в нашу способность к организации побегов… Вы меня понимаете! Да и вам, наверное, уже известно, что несколько провалов породили в людях неверие…"

Последнюю строку записки не удалось расшифровать, так как она была густо зачеркнута и подтерта, видимо, послюненным пальцем.

— Некому доверить передачу оружия, — печальным голосом сказала Нина Николаевна задумчиво слушавшему ее Константину. — Да и неужели нельзя иначе? Ну, скажем, напасть на надзирателя и отнять у него револьвер…

— Некому доверить передачу оружия, — загадочно повторил Константин слова Нины Николаевны. Встав и быстро сделав несколько шагов по комнате, он решительно подступил к Нине Николаевне и обнял ее за плечи: — Мне, надеюсь, можно доверить?

— Костя, да ты что?! — бледнея и расширяя глаза, воскликнула она от неожиданности и того внутреннего содрогания, которое вызвали в ней слова Константина. — Это же самоубийство!

— Нет, — возразил он. — Это необходимый шаг в задуманной нами операции, а заодно — это прекрасная возможность для меня проверить, сколь действенна инструкция генерала Леонида Дмитриевича Болычевцева…

— Но, Костя!

— Подожди, Нина Николаевна, дай все скажу. Некоторые товарищи сомневаются в успехе нашей операции. Есть сомневающиеся здесь, есть и там, за решеткой. И мое решение пойти в тюрьму с удостоверением адвоката не исчерпывается задачей передать револьвер Никите Кабанову. Самое главное будет состоять в ободряющем значении моего поступка: раз можно мне явиться в тюрьму и благополучно покинуть ее стены, значит, это возможно и для других.

Несколько минут они молчали, обняв друг друга. И как тяжело было этим людям, даже не успевшим в словах излить друг другу признание в любви, расстаться, быть может, навсегда. Но ничего другого не оставалось им, кроме неизбывной необходимости выполнить свой партийный долг до конца.