Хмурясь и заслоняя собою подход заключенного к двери, он свистящим шепотом сказал:
"Вам то все едино — виселица или пуля, может, другая смерть, но у меня — другое дело. Жена имеется, дети. Шесть ртов. Попадусь с вами, вот и повесят меня. Детям придется умирать с голоду, а я человек религиозный: проклянут меня, что и в ад душу не примут. Нет, не могу я помочь вам. И на волю о своем отказе боюсь самолично сообщить. Скажут, что я — провокатор, и мне каюк. Я же знаю, что делают ваши с провокаторами — задушат или зарежут. Ничего не могу. В помеху вам не стану и в содействие не стану…"
В бешенстве Никита был готов задушить этого слюнтяя, но он молниеносно выбежал из камеры, защелкнул дверь на замок.
"Что же делать? — мучительно размышляя, шагал Никита по камере. В коридоре была тишина, будто все вымерло. — Ну, с кем же, как послать весточку на волю, что план побега и на этот раз расстраивается по вине струсившего надзирателя?"
Пришел рассвет. Настало утро. Разгорелся погожий день.
Не получив какого-либо предупреждения от Кабанова, Нина Николаевна с Константином Цитовичем в определенный час привели в действие свой аппарат по осуществлению плана побега.
Николай Иванов с веревочной лестницей в руках скрытно подобрался к намеченному участку стены тюремного двора. Но он не имел права бросать лесенку через гребень стены, пока нет сигнала.
Спина со спиною с Ивановым стоял Петя Шиманский, наблюдая за маячившим на бульваре Константином Цитовичем, без приказа которого нельзя начинать операцию.
— Ох, и медленно ползет время, — сердито процедил Иванов сквозь зубы. — Спина взопрела от напряжения, и сердце стучит молотом. Лучше бы открытый бой. Вячеслав с ребятами готовы забросать тюремную охрану гранатами…
— Да это же и есть бой, — возразил Шиманский. — Маленькая группа революционеров осмелилась сразиться с целым имперским государством. Имеем револьверы, имеем гранаты…
— Да еще и надеется победить, согласился Иванов. — Но почему Константин медлит?
— А что он может, если нет сигнала из тюремного оконца…
Константин волновался не менее других. Посматривая то на окно, то на стрелки своих часов, он горел в своеобразном огне напряжения. "Что это, новое предательство или наш просчет? — спрашивал он сам себя. Кончики стрелок дрожали. Вот минутная накрыла заветный штришок, перешагнула его. Растаяло время, как упавшая на раскаленный металл одинокая снежинка. И заныло у Константина между лопатками, боль стрельнула в шейных позвонках. — Не так ведь просто не сигналят из тюрьмы? Что-то случилось…"
Волнуясь, то и дело бросалась к выходящим в сторону тюрьмы окнам Нина Николаевна. Она уже приготовила документы и деньги для беглецов, одежду и обувь, разомкнула заднюю калитку двора, чтобы легче было освобожденным товарищам пробраться к ожидающим их экипажам с подобранными Комитетом РСДРП извозчиками.
Ей только что доложили связные, что заложены в определенный пунктах и сработают, как только потребуется, все средства маскировки и дезориентации против охранки и возможного преследования — дымовые шашки, пыжи и ложные бомбы, крутящиеся бенгальские огни. Вячеслав с ребятами готов встретить полицию и жандармов, всех преследователей гранатами…
— Но главное то, самое главное? — переспрашивала Нина Николаевна минера организации Васильева. — Почему нет сигнала к началу операции? Уже минута просрочена, скоро появятся очередные патрули…
"Жду еще одну минуту, — будто бы связанный электрическим током с Ниной Николаевной, решает Константин. — Мне мерещится провал. По чьей вине, это мы выясним позже. А через минуту я подам отбой…"
И когда уже Константин хотел дать отбой, в окне тюремного корпуса красным языком пламени мелькнул так долго ожидаемый платок. Он заметался вправо, влево, вверх, вниз. Задыхаясь от волнения и все более усиливающегося негодования, Константин читал сигнал: "Надзиратель струсил. Побег отменяется…"
Будто ошпаренный кипятком, Константин продублировал сигнал Шиманскому. Но тот не понял, шепнул Иванову:
— Действуй!
Змеей закрутилась в синем воздухе взброшенная Ивановым веревочная лестница. Один ее конец нырнул через трехсаженную стену во двор, а второй был намертво закреплен металлическими костылями по эту сторону. Внешний мир оказался соединенным с тюремным двором.
— Никто почему-то не цепляется за лестницу? — изумился Иванов. — В чем дело?
— Наверное, заключенные на прогулке еще не дошли до этого места, — высказал догадку Шиманский.
Заметив, что функционеры ошиблись, Константин, пренебрегая личной опасностью быть застигнутым показавшимися на дороге патрулями, бросился не к ожидавшему его экипажу, а к Иванову с Шиманским.
— Немедленно уберите лестницу и уходите! — пробегая мимо них, приказал он. — Побег отменен…
…………………………………………………………………………………
Вечером, уже собравшись идти на совещание к Нине Николаевне по вопросу о причинах провала операции освобождения узников Севастопольской тюрьмы, Константин услышал звонок у парадного входа, вышел. Он без слов обнял человека, потом сказал: — Заходи, Вадим!