– Время почти вышло, у тебя одна минута. – В руках он держал одно из платьев, желтое. Мягкий шелк безжалостно сжат грубыми пальцами. Он швырнул платье в Мону, та поймала и чуть было не кинула ему обратно в лицо, заколебавшись лишь на долю секунды. Кирилл считал эту нерешительность и внимательно наблюдал за девушкой, нарочито вертя в руках пульт.
Сдержалась.
– Извините, я задержалась в ванной. Больше это не повториться, – тихо прошептала она.
– Ничего себе, а ты быстро обучаешься, – расплылся в улыбке Кирилл и отвернулся.
– Пожалуйста, переодевайтесь, – тон снова стал уважительным, – я стучал, но вы, наверное, не услышали моего стука.
Мона скользнула в платье – сидело как влитое, и она почувствовала себя еще более обнаженной, чем мгновение назад – на ней не было нижнего белья, а платье настолько плотно облегало все округлости, что стало неловко. Странное чувство. Сколько себя помнила, она все время «давила секс» – коротенькие шорты, маечки, открывающие живот, нижнее белье, демонстративно торчащее из-под одежды. Но ничто из этих дешевых уловок не давало такого эффекта, как шелковое платье, надетое на голое тело. Ей стало неловко и даже немного страшно – не хотелось наводить Кирилла на лишние мысли. И так непонятно, что у него на уме.
Она быстро подошла к шкафу и распахнула его в поисках кофты или пиджака, которые могла бы набросить сверху, но ничего подобного не обнаружила.
– Обувь в другом отделении, – подсказал обернувшийся Кирилл.
– Я ищу, что еще можно надеть, мне холодно, – не оборачиваясь, соврала Мона. Стоя спиной к Кириллу, она не видела его усмешку.
– Вовсе нет, – возразил он, – тебе просто неловко в таком виде. Ты вульгарна и сама осознаешь это.
– При… – Мона вовремя прикусила язык, – правы, да, вы правы. – Она распахнула соседнюю дверцу и уставилась на ряды обуви. С этим было попроще. Остановила выбор на бежевых лодочках. Ловко надела. И посмотрела вниз – платье облегало торчащие соски и выглядело это действительно вульгарно. Наконец-то Моне стал понятен смысл этого слова. До этого ей казалось, что вульгарность это нечто применимое только к вокзальным проституткам.
– Я бы хотела одеться. – Повернувшись, она решила настоять и отметила странную полуулыбку на лице у Кирилла, словно своей настойчивой просьбой она ему угодила, а не разозлила.
– Нет, – покачал он головой, – пусть это будет твоим наказанием за опоздание. Сегодня я добрый.
Он протянул ей руку, и Мона взяла его под локоть. На миг оказалась совсем близко и почувствовала горький запах туалетной воды. Быстро подняла глаза: а он ничего! Но тут же отогнала от себя эту мысль.
Молча они пошли по коридору. В какой-то момент Кирилл свернул направо в один из многочисленных рукавов, словно паутиной опутавших главный проход, и вскоре они приблизились к лестнице, ведущей вниз. Вот она действительно напоминала все те многочисленные лестницы, которые Мона видела в фильмах в детстве – по таким принцессы сбегали к своим принцам. Она вдруг вспомнила, что тоже мечтала о том, что настанет день, когда в длинном подвенечном платье она спустится по лестнице, папа будет держать ее за руку, а у подножия будет стоять прекрасный принц и смотреть на нее влюбленными глазами. Какой же дурой она была в детстве!
Вот она реальность – по красивой лестнице она идет в прикиде дешевой проститутки под руку с психом.
Они спустились в огромный мраморный холл, и Мона словно очутилась в другом доме. Возможно, другое крыло, кардинально отличающееся от того, где ей довелось побывать прежде.
Белые с розовыми прожилками мраморные полы, молочные стены, возле них мраморные постаменты в тон полу, на них – крупные вазы. В вазах свежие цветы. Розы. Метровые розы.
Огромная сияющая хрустальная люстра под потолком. Какое странное место. Как-будто некто вообразил себя арабским шейхом, а то и южанином-рабовладельцем, и отгрохал дворец, достойный киносъемки. Словно прочитав ее мысли, Кирилл поинтересовался:
– Мария, вам это помещение ничего не напоминает?
– А что мне это должно напоминать? – По коже побежали мурашки, но голос Кирилла обволакивал и увлекал в другое измерение.
– Ну как же?
– Да не знаю я, дом чей-то? – передернула плечами Мона, проклиная психа с его дурацкими наказаниями. Надо было вообще голой идти к ужину.
– Первый бал Наташи Ростовой.
– Наташи кого? – удивилась девушка, делая шаг в сторону и позволяя мужчине открыть ей дверь в столовую.
Огромный дубовый стол искусно декорирован свечами и живыми розами. На столе блюда, источающие божественный аромат, прикрыты металлическими колпаками. Живот у Моны скрутило окончательно, и она почувствовала, что если немедленно что-нибудь не съест, то просто умрет с голоду.
Кирилл отодвинул один из массивных дубовых стульев, в бесконечном количестве окружавших стол, давая девушке возможность присесть. Накрахмаленные белоснежные салфетки, столовое серебро. Роскошь и богатство на таком уровне, что даже папе с его возможностями было далеко. Кто же он такой, этот Кирилл? И тут Мону осенило:
– Слушай, а ты не…