Перекресток Старого профессора

– Нет, – парень остался сидеть, – я не выйду. Едва я спущусь вниз, подойду к двери, как почувствую необходимость сделать запись в дневнике о таком огромном событии, как поход с тобой по лестнице и попытка выйти за пределы библиотеки. Знаешь, в моем мире ничего не происходит, поэтому для меня это огромное событие.

– Ну же, – Мона продолжала гнуть свою линию, – пойдем.

Она еще раз потянула его за руку, и на этот раз тот поддался:

– Только не обижайся на меня.

– Хорошо, не буду, – пообещала она, – но мне очень надо, чтобы ты вышел со мной на улицу. Тогда я буду знать, что он соврал.

Крепко вцепившись в его руку, словно маленькая девочка в большую и сильную руку отца, Мона повела Яна по коридору. Болтая о пустяках – она рассказывала ему о погоде, о том, что растаял снег, и о том, что она ничего не съела на завтрак, они спустились в холл и подошли к двери.

– Если тебе страшно, ты можешь закрыть глаза, – предложила девушка, уловив, как изменилось выражение лица друга и то, как сбился ритм его дыхания, – он переживал.

– Хорошо, – кивнул Ян и послушно зажмурился. На долю секунды Мона залюбовалась его лицом – острые скулы и подбородок, белоснежная кожа и смоляные волосы. Там, во внешнем мире, в ее компании, если бы кто-то выглядел вот так, он бы имел всех девушек на свете. А Ян об этом даже не думал.

Продолжая держать его за руку, Мона открыла двери и, прикоснувшись к его губам, легко поцеловала:

– Доверься мне.

Она легонько потянула его за руку, но парень не двинулся с места. Она усилила давление, но ничего не произошло. Собрав все свои силы, Мона рванула руку Яна, но он резко выдернул ее, развернулся и побежал вверх по лестнице.

– Нет, Ян, нет! – в отчаянии закричала Мона, бросаясь за ним. – Это все таблетки, которые они тебе дают, ты нормальный, нормальный!

Но он уже скрылся на втором этаже. Немного постояв и борясь с самой собой, девушка приняла решение – она не собирается так просто сдаваться и верить Кириллу на слово. Ладно, пусть они внушили Яну, что он болен, и ей нужно время, чтобы убедить его в обратном, но ведь есть еще Савельич и графиня. Она не поверит психиатру, пока не убедится в болезни всех остальных.

Мона решила начать с Савельича. К разговору с графиней она была пока не готова. Ведь если то, что сказал ей Кирилл, было правдой… Нет, она и думать об этом не хотела.

Несколько минут спустя она постучалась в дверь почты.

– Заходи, милая, я как раз чай пью, – крикнул ей Савельич и, едва девушка ввалилась в помещение, тут же предложил: – Будешь?

– Буду, – кивнула, внимательно приглядываясь к почтальону. Он совершенно не был похож на маньяка или буйного психа. Впрочем, если бы он действительно представлял опасность для окружающих, вряд ли бы Кирилл разрешил ему просто так сидеть в здании почты. Мона тут же вспомнила, как тщетно пытался Савельич покинуть ее пределы, и в душу закрался страх – психиатр разрешил ему сидеть здесь, потому что тот, так же как и Ян, просто не может выйти. Нет, нет и еще раз нет. Она не будет верить ему на слово, она должна во всем убедиться самостоятельно. Ей это нужно как воздух. Ведь если отец предал ее, у нее самой не останется ни единой причины для выхода из этого сумасшедшего дома.

Она зашла за конторку и присела к небольшому столику, накрытому потертой клеенкой. На нем стоял пузатый заварной чайник в горох, две чашки и два блюдца. В небольшом блюдечке лежал кусковой сахар, рядом стояла банка с вареньем. В блюдце Савельича был налит чай, и он шумно пил его вприкуску с сахаром:

– Бери варенье, милая, невестка варит, из брусники. Вкусное, сил нет.

– С удовольствием. – Мона зачерпнула ложечку и добавила в чай. – Расскажите мне о своей семье, Савельич, вы из этих мест?

– Нет, меня сюда недавно перевели, – покачал головой Савельич, и Мона, внимательно наблюдающая за выражением его лица, увидела, как оно изменилось – словно художник мокрой кистью прошелся широкими мазками по только что завершенному портрету, стирая эмоции и чувства, оставляя лишь пустую канву, намек на то, что некогда было изображением человека.

– А семья ваша где?

– В Рубежном осталась, – вздохнул почтальон и сгорбил плечи, уголки губ опустились вниз. Он словно надел маску Пьеро, которая его в один момент состарила.

Мона насторожилась. Название показалось ей знакомым. Где-то она его встречала недавно. А, ну конечно! Она же подписывала открытку для внука Митрича.

– А вы с ними видитесь? – Она ненавидела себя за этот допрос, но отступить не могла. Она не могла позволить Кириллу одержать верх.

– Давненько не видел, но, ничего, у меня скоро отпуск, поеду к ним. Там авиашоу будет неподалеку, повезу внучка, он самолеты шибко любит. Может, будет пилотом, – с надеждой прибавил он, в один момент оживляясь и становясь самим собой.

– А детей сколько у вас? – словно следователь на допросе поинтересовалась Мона.

– Двое сыновей у меня. Да что ты все про меня да про меня, про себя расскажи – кто такая, что делаешь здесь?

Девушка замерла. Что ей ответить на этот вопрос, она и сама не знала.