– А я здесь брата навещаю, – соврала она, снова наводя Савельича на нужную тему, – Кирилла.
– А, Кирилл Евгеньевич, очень умный, – важно кивнул тот, – прямо как мой старшенький.
– Ваш старшенький? Он тоже врач? – Мона ухватилась за ниточку.
– Нет, компьютерщик он, что-то в этих адских машинах делает, да так хорошо, что в Америку уехал, там вначале в конторе одной работал, а потом свою открыл и преуспел. Дом у него огромный, целых две машины, жена красавица и трое деток.
– Митя – это его сын?
– Нет, – покачал головой Савельич, – это младшего. А скоро у него еще и братик родится.
– А вы к старшему часто в гости ездите? – Мона снова запустила ложку в банку с вареньем, оно действительно оказалось очень вкусным.
– Да не езжу я, самолетов боюсь. У нас ведь такое дело было страшное, сейчас, погоди, покажу тебе.
Савельич вскочил с места и, подойдя к стопке газет, лежащих на подоконнике, принялся что-то в ней искать.
Рубежное. Самолеты. В голове щелкнуло, и Мона, опустив руку в карман, попыталась достать из него розу. Рука дрожала так сильно, что ей это не сразу удалось. Савельич продолжал что-то искать на подоконнике, а Мона, с третьей попытки все-таки доставшая бумажный цветок из кармана, медленно развернула простенькую конструкцию и впилась в текст.
Зрение сбивалось, буквы прыгали словно блохи, мозг отказывался воспринимать информацию, а внутри уже все холодело:
Девушка подняла глаза на Савельича, так ничего и не нашедшего в кипе газет на подоконнике, и вымученно улыбнулась, все еще отказываясь верить в собственную страшную догадку:
– Это у вас в селе упал самолет во время авиашоу?
– У нас, у нас, милая, беда такая приключилась. Все так перепугались, ребятишки плакали, а невестка моя беременная чуть не родила раньше срока, представляешь?
Мона молча кивнула и поднялась.
– Извините, мне надо идти, – с трудом выдавила она, стараясь сдержать предательскую дробь зубов и крупную дрожь.
– Иди, конечно, но ты заходи, милая, а то мне, старику, скучно тут, уже дни считаю, когда смогу к своим поехать.
Открыть входную дверь получилось со второй попытки, она вывалилась на улицу и рухнула на колени прямо в лужу, схватилась за горло и судорожно попыталась вдохнуть, но безуспешно. Словно кто-то невидимый душил ее шелковым шнурком.
Ян не выходит из библиотеки и все пишет и пишет, вся жизнь в письме. Семья Савельича погибла, но он отказывается это признавать. Эти люди психи. Психи. И хуже всего то, что они ей искренне понравились, что она не увидела, не догадалась, не почувствовала, что они все больны. Она ведь даже в какой-то безумный момент почувствовала, что обрела семью – мужа, мать, дедушку.
Сил плакать больше не было. Внутри закручивалась спираль гнева, пока все еще небольшая, но грозящая распрямиться и разорвать ее на части.
Графиня. Последняя надежда была на графиню.
Мона с трудом поднялась и, не замечая насквозь промокших джинсов, побрела к дому Анастасии. Ноги моментально заледенели, на улице похолодало, и мелкие лужицы снова подёрнулись тонким льдом. Завтра утром будет гололед, – машинально отметила она, – сюда будет тяжело добраться. Впрочем, кому сюда добираться кроме Кирилла?
Закрытые ставни и глухие звуки приобрели совершенно новое значение. Что, если за ними скрываются психи? Смотрящие – это доктора или медбратья, которые дают им лекарства и делают уколы. Поэтому здесь нет людей на улицах. Поэтому здесь вообще всего одна улица со странным набором зданий. За большие деньги Кирилл обеспечил каждому больному комфортную среду обитания – Ян сидит в библиотеке (не приходилось сомневаться, что в прошлой жизни он имел дело с книгами). Савельич, похоже, работал почтальоном, уж больно органично он смотрится за конторкой. А графиня… Ее дом был похож на небольшой средневековый замок.
Из своих британских экскурсий и курса истории Мона помнила, что многие богатые люди вовсе не жили в домах вроде тех, что показывают в фильмах про Анжелику. Замки в большинстве своем были каменными строениями с узкими лестницами и маленькими окошками-бойницами. Именно в таком и обитала графиня. Ее дом был прекрасной декорацией к тому вымышленному миру, в котором она существовала.