Перелом

Плотность заграждений считалась очень высокой. Учтя уже имевшийся горький опыт, вперед попытались пустить более легкую разведку. В голове всей процессии заняли позиции большие моторные и паровые катера.

Сколько позволяло состояние моря, они вели траление. Но в проливе изрядно штормило, гораздо сильнее, чем ожидалось, так что довольно скоро им пришлось повернуть обратно. А когда небо на востоке едва начало сереть, стало уже совершенно ясно, что даже миноносцам и прочим не самым мелким судам работать с тралами, придерживаясь западного курса, совершенно невозможно. Пришлось тоже возвращаться вслед за катерами. На обратном пути из пулемета расстреляли мину, скорее всего, сорванную с якоря и болтавшуюся в волнах.

Добротворский, впечатленный ее взрывом, предположил, что японцы уже накидали мин везде вокруг Цусимы в этих мелководных проливах, поэтому нужно возвращаться и ждать улучшения погоды, дав командам отдых. Егорьев с этим не согласился, считая, что время слишком дорого, и предложил просто изменить маршрут и попытаться выйти тем же путем, что прошли и конвой, а за ним и эскадра, то есть вдоль берега на север.

Это, конечно, было дальше и дольше, но намного безопаснее. Северный фарватер, контролируемый на большей части своей длины с береговых постов и батарей, вполне возможно, до сих пор оставался не тронутым противником. К тому же на нем, укрывшись от волны и ветра за массивом островов, крупные тральщики с достаточно сильной машиной вполне могли работать даже сейчас.

Добротворский, успевший привыкнуть к абсолютной власти на отряде, собрался поставить на место своего нового подчиненного, но разгореться явно назревшей полемике не дал полученный по радио категоричный приказ штаба наместника выходить через Окочи прибрежным фарватером. К этому времени в Озаки уже вернулись катера и миноносцы, доложившие о невозможности траления, а от пленных и из кое-каких бумаг, выловленных вчера на месте гибели японских крейсеров, стало известно, что у северной оконечности Цусимы минных заграждений нет. Леониду Федоровичу пришлось подчиниться.

С отрядом теперь остались только четыре старых грязных угольщика тысячи в полторы тонн водоизмещения, еще способных уверенно вытягивать тралы при не слишком сильной попутной волне под берегом. От вчерашних вех, отмечавших границы фарватера, не осталось и следа. За ночь все унесло штормом. Однако путь был многократно исхожен и достаточно хорошо знаком, а зажженные береговые навигационные огни позволяли вполне уверенно ориентироваться в рассветных сумерках.

Пройдя за куцым тральным караваном до мыса Тари-озаки и так и не обнаружив мин, все три крейсера повернули на запад и дали полный ход. К этому времени уже совсем развиднелось, но начал капать мелкий нудный дождик, а над водой гнало клочьями тяжелый вязкий осенний туман. Прикрываясь этим, максимально быстро приблизились к входным створам фузанских фарватеров и путям, ведущим в Мозампо. Так и не увидев из-за дождя ни одного ориентира на вражеском берегу, крейсера примерно определились по глубинам и приступили к боевому развертыванию. Добротворский предложил изменить первоначальный план и начать дело с атаки гавани Фузана, где наверняка стоит много дозорных судов. Он считал, что так можно будет уничтожить значительную их часть прямо на месте стоянки, а уже потом прочесать северную часть Цусимского пролива. Дождливая и мглистая погода позволяла надеяться, что наше появление здесь все еще не обнаружено противником.

Едва начав слушать возражения Егорьева, что в таком случае есть риск нарваться на японские мины, о наличии которых на подходах к порту было достоверно известно от подводников, Добротворский снова начал распаляться, но вдруг пошатнулся и схватился за грудь, отвернувшись от всех и вцепившись в ограждение мостика. Его сразу подхватили под руки и отвели в сторону, усадив на ящик с сигнальными флагами. Он порывался встать, но ему не давали. Вызвали доктора и под его присмотром отправили переутомившегося начальника отряда крейсеров отдыхать. В командование вынужденно вступил Егорьев. По его распоряжению, не задерживаясь, развернулись сначала на север, а потом на восток и продолжили движение большим ходом, рассыпавшись в завесу, перекрывавшую примерное расположение ближайшей дозорной линии. По характеру постоянно прослушиваемых японских помех сделали вывод, что развертывание прошло незаметно для противника.

Сквозь их фон пробивалась несколько большая активность береговых станций, работавших на другой частоте кодовыми фразами. Проверяя все частоты на длинной волне в явно заранее оговоренных «окнах», когда общий фон помех угасал, пару раз ловили короткие послания, явно адресованные кому-то далекому. Дальнейшее сканирование эфира показало, что не слышно некоторых корабельных передатчиков, раньше регулярно подававших голос из окрестных вод в положенное для них время.