Переломленная судьба

— Я здесь еще припрятала две тысячи, как думаешь, этого хватит?

Отобрав у нее деньги, Ван Чанчи положил их обратно на самое дно и сказал:

— Никаких трат, они только на это и рассчитывают.

Сяовэнь никак не могла унять свою злость, ее грудь ходила ходуном.

— Я экономила на еде, на одежде, чтобы оставить хоть какие-то деньги, при этом клялась, что ни копейки из них не потрачу, но ради такого я готова пожертвовать всей этой суммой, пусть все уйдет на этот тест, завтра же увези меня в клинику, иначе…

Едва Сяовэнь произнесла «иначе», как тут же замерла, даже рот ее остался открытым. Ван Чанчи, сжав ее в своих объятиях, несколько раз повторил: «Сяовэнь, Сяовэнь…»

— Плохо дело, — произнесла она, — похоже, начались роды.

Ван Чанчи провел рукой по ее ногам: все брюки были мокрые, у нее отошли воды. Он поднял Сяовэнь на руки и направился к двери.

— Не надо, у нас нет денег, мы не сможем оплатить роддом.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил Ван Чанчи.

— Положи меня на кровать, я сама рожу Дачжи.

— Я обещал, что отвезу тебя в клинику, что Дачжи появится на свет в родильной палате, что ты получишь точно такой же уход, как и городские роженицы.

— Нас самих рожали не в роддоме, и мы как-то выжили.

— У тебя преждевременные роды, если что-то пойдет не так, кто-нибудь из вас умрет.

— Все равно я никуда не поеду, отпусти меня. Лучше умру как собака, чтобы никто меня больше не оскорблял.

Ван Чанчи не отозвался на мольбы Сяовэнь, а повез ее прямиком в отделение акушерства и гинекологии. Пока он ее нес, она колотила его кулаками по спине, и каждый ее удар был для него словно нож в сердце. Он так крепко прижимал ее к себе, что одежда промокла у обоих. Врач сразу сказал, что их денег хватит лишь на два дня. Ван Чанчи стал умолять, чтобы Сяовэнь оставили в больнице, пообещав назавтра достать деньги.

К полуночи Сяовэнь родила. Хотя Ван Дачжи представлял из себя совсем крошечный комочек, все у него было на месте. Медсестра вынесла его из операционной и, проходя мимо Ван Чанчи, сказала: «Скорее, посмотри на своего сына». Ван Чанчи ринулся к ней, малюсенькие глазки малыша вдруг уставились прямо на него и тут же закрылись, словно еще не привыкли к свету или еще не набрались сил. Но этого мгновения было достаточно, чтобы Ван Чанчи понял, что это его сын. Как и он, малыш тоже хотел поскорее убедиться, кто перед ним стоит. Ван Дачжи определили в инкубатор, это означало дополнительные траты. Но Ван Чанчи подумал: «Что могут значить деньги, когда речь идет о спасении жизни? Только любящие люди могут так легко тратить деньги, и чем сильнее они любят, тем легче они эти деньги тратят». Ван Чанчи вдруг улыбнулся.

40

На следующее утро, проведав лежащего в инкубаторе Ван Дачжи и покормив завтраком Сяовэнь, Ван Чанчи покинул больницу. Прежде чем уйти, он предупредил Сяовэнь, что идет добывать деньги, и сказал, что если задержится, то в обед медсестра поможет подогреть ей бульон, о чем он с ней договорился. Растроганная до слез Сяовэнь согласно кивнула. Выйдя из больницы, Ван Чанчи пошел куда глаза глядят, он не знал, кто бы согласился одолжить ему денег. Через какое-то время ноги сами привели его к Лю Цзяньпину. Увидев его, Лю Цзяньпин тотчас завел разговор о судебном деле.

— Если мы подадим в суд на Ань Япина, догадываешься, как он выкрутится?

Ван Чанчи помотал головой. Лю Цзяньпин продолжил:

— Он наверняка скажет, что это произошло по невнимательности, и всю ответственность переложит на помощника. А если он назовет при этом какого-нибудь внештатного сотрудника, ты и вовсе ничего не добьешься, не говоря уже об элементарном извинении. Поэтому подавать в суд на Ань Япина бессмысленно. Твоя цель — получить компенсацию, поэтому твоей мишенью должен стать Линь Цзябай. Это толстосумам можно заодно отстаивать в суде справедливость, а беднякам важно не распыляться.

Лю Цзяньпин настолько увлекся, что до лица Ван Чанчи долетали его слюни. Но чем дольше Ван Чанчи его слушал, тем сильнее чувствовал, что для него все эти события стали бесконечно далеки и вообще его не касались. Возникло ощущение, что это было личное дело говорившего. Лю Цзяньпин становился от него все дальше, все меньше, все размытее, точно его отгородили стеклом, постепенно и голос его становился все тише, пока и вовсе не перестал долетать. Ван Чанчи полностью погрузился в страну грез. Лю Цзяньпин подумал, что Ван Чанчи закрыл глаза, чтобы сосредоточить свое внимание, поэтому он не останавливался. Он заподозрил неладное, только когда обратился к Ван Чанчи с вопросом. Лю Цзяньпин трижды повторил свой вопрос, но Ван Чанчи по-прежнему не реагировал. Тогда он потряс его за плечо. Ван Чанчи вздрогнул, открыл глаза и выпалил: «Ты сказал, что мишенью должен стать Линь Цзябай…»

— Я тут уже через пять холмов перевалил, а ты все еще на равнине, — несколько разочарованно произнес Лю Цзяньпин.

Ван Чанчи сладко зевнул и сказал:

— Чтобы разбить Линь Цзябая, сперва потребуется опровергнуть проведенную экспертизу. А чтобы опровергнуть экспертизу, нужно сделать новую, а чтобы сделать новую, нужны деньги. Ты это имел в виду?