Переписка 1826-1837

Сіе же посланіе благолѣпне да вручится честному Брату Александру, иже во схимницѣхъ Аполлонъ нарицается.

423. О. M. Сомову. Первая половина декабря 1829 г. Петербург.

Отрывок из Евг.[ения] Онег.[ина] глава VIII. Пришлите мне назад листик этот.

424. Неизвестной. Конец (до 26) декабря 1829 г. Петербург. (Черновое, отрывок)

[Écrivez à Olga sans rancune. Elle vous aime beaucoup et elle serait consolée par votre souvenir].[279]

ПЕРЕПИСКА 1830

425. E. Ф. Тизенгаузен. 1 января 1830 г. Петербург.

Язык и ум теряя разом,
Гляжу на вас единым глазом:
Единый глаз в главе моей.
Когда б Судьбы того хотели,
Когда б имел я сто очей,
То все бы сто на вас глядели.

Bien entendu, Comtesse, que vous serez un vrai Cyclope. Acceptez cette platitude comme une preuve de ma parfaite soumission à vos ordres. Si j'avais cent têtes et cent cœurs, ils seraient tous à votre service.

Agréez l'assurance de ma haute considération

Pouchkine.

1 janvier.

Адрес: à [280] Mademoiselle la Comtesse de Tiesenhausen. [281]

426. П. А. Вяземский — Пушкину. 2 января 1830 г. Москва.

2-го января 1830.[282]

Сделай милость, откажись от постыдного членства Общества Люб.[ителей] Русс.[кого] Слова. Мне и то было досадно, то-есть не мне, потому что я на заседание не поехал, но жене моей, менее меня благопристойной и ездившей на святошные игрища литтературы, что тебя и Баратынского выбрали вместе с Верстовским, а вчерашние Московские Ведомости довершили мою досаду: тут увидишь: Предложение об избрании в члены общества Корифеев Словесности нашей: А. С. Пушкина, E. А. Баратынского, Ф. В. Булгарина и отечественного Композитора Музыки А. Н. Верстовского.

NB. Это написано не Шаликовым, потому что в этой статье хвалят историю Полевого. Воля твоя, не надобно спускать такие наглые дурачества. Мы худо делаем, что пренебрегаем званием литтераторским: это звание не то что христианина. Тут нечего давать свои щёки на пощечины. Мы не поедем к вельможе, который станет нас принимать наравне с канальями, с Булгариными и другими нечистотами общественного тела. Разве здесь не то же. Гордиться приемами наших вельмож и наших литтературных обществ смешно и невозможно человеку с здравым смыслом: но не спускать ни тем, ни другим, когда они поступают с нами невежливо, должно, неотменно должно. Сатурналы нашей литтературы дошли до того, что нельзя, по крайней мере отрицательно, если не действительно, не протестовать против этих исступлений бесчинства. Читал ли ты предисловие Полевого к Истории: „Когда же думал историк?“ говорит он о Карамзине. И в чем же находит он свидетельства недумания? В том, что первые четыре главы 12-го тома были уже переписаны, а 5-аяглава еще не дописана. Во-первых вся жизнь Карамзина была обдуманием истории его, он не выкидывал как Полевой, он рожал после беременности здоровой, исполнившей законный срок свой; во-вторых, если переписка на-чисто отрывков отдельных до написания тома целого и есть свидетельство чего-то такого, которого не понимаю, то и тут есть другое объяснение: Карамзин давал обыкновенно государю, цензору своему, тетрати на дорогу, потому что в дороге он имел более свободного времени, и эти четыре главы были переписаны к отъезду в Таганрог. Сделай милость, сообщи эти замечания в редакцию Литтературной Газеты и просматривай то, что в ней будут говорить про Полевого. Я никак не могу решиться писать против него: огрязненный своею журнальною полемикою и лобызаниями с Булгариным, он сделался неприкосновенным. Другие плюют на блюдо, чтобы оно никому не досталось, а он себя оплевал поступками и [делами] словами, да и вышел с историею своею говоря: ну-ка суньтесь! — Впрочем нам позволено быть брезгливыми, за то должно других за себя ставить, которые не боялись бы ослюниться. Вот однако же и моя маленькая дань:

Есть Карамзин, есть Полевой,
В семье не без урода.
Вот Вам в строке одной
Исторья русского народа.

А что за картина была в картинах Гончарова! Ты [-] бы от восхищения. Прощай, милая [-]. Обнимаю тебя.

Адрес: Пушкину.

427. Н. И. Гнедич — Пушкину. 6 января 1830 г. Петербург.