Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Не осудите, не из тщеславия, ей-ей; а... Вы все знаете из наших «боев», знаете и Г<иппиус>, и я не могу не пройтись эдаким кубарьком враскачку. Победа! На враги же победа и одоление. Книги я не посылал (10 лет строчки ей не писал), — им, по обычаю, Белград послал, как посылает всем участникам изд<ательст>ва все выходящие книги. Так что тут не «комплимент», не эквивалент... а знаменательный, викториальный, инци-Н-дент! Если «Богомолье» покоряет так, — а я уже и не сомневаюсь в этом, — значит, оно попоет русским сердцам, омолит, обогомолит, уведет... за-ведет! Значит — не холостой выстрел, значит — не даром страдал я, когда писал... страдал от другого... т. е. ото всего страдал, а Богомолье меня лечило, и я писал его, и оно «выписывало» меня — почти что с Канатчиковой... это только я один знаю... да Оля моя видела... Я чуть-чуть не оборвался в бездонность. Я уже метался, как мечутся перед пропастью... и оно, святое наше, повело меня — и увело, от-вело,... как Ангел на картинке удержало «дитя» от — бум! Так что я чуть взвинчен и ощущаю — плоды «трезвения» моего. Не будь тогда «Рос<сии> и Слав<янства>» Струвевских, кот<орое> могло мне платить, могло дать место, где печатать, я бы не отважился... — не было близкой цели, — об отдаленной не думал. А тут я, шаг за шагом, борясь с «тьмой», с ужасом, меня душившим, — это знать надо! — я низал и низал тропки-строки, я сказку былого себе сказывал, мурлыкал, — вЫ-мурлыкал себя! Бор. Зайцев — он оч<ень> редко высказывался... — слышу — взят тоже. Со сторон плывут отзвуки, и моя подоплека поигрывает, будто меня, ставшего ма-а-леньким... ласковая рука треплет по щеке, гладит по головке... Значит, не даром я выучился писать..?! А я пошепчу Вам: я ведь все, все, все в себе сомневаюсь, в ненужности ничего сего, т. е. — шаманства нашего словом. Можно уводить... Ну, ну... Но как же я устал!… Ах, Мэри, милая ты моя... в Ваксу уж превратилась, и пьяный водовоз бьет тебя сапожищем в брюхо... да, водовоз европейский, водовоз во фраке, водовоз-шулер, водовоз-промотавший последний «хозяйский» воз, последний грош из-за души вырвавший и пропивший. Бьет — и уже давно бьет сапожищем все, и н......л во все светлые источники... — да как же при таком спектакле, при котором ты не зритель только — освистал бы и билеты назад вернул! — а подневольный участник, хотя бы табуретка, на которую водовоз плюхается задом мандрилловым. Табуретка чувствующая, и — немая. Зри и глотай. Во всем разуверился, все — «летит»… и вот, как закатившегося света отображенье на небе... — еще искусство как-то укрывает, как-то замещает, — неужели «подменивает-обманывает»?! — промотавшуюся жизнь со всеми ее «зернами»?! И тут я вижу, как оно близко, как оно нежно-сиротливо жмется к религии... — и я начинаю верить в самобытие «идеи», в мир идеи, в Платоновские категории... — и нахожу упор, чтобы, топнув от боли, до сотрясения в затылке, пытаться что-то еще нашаривать, что-то еще шептать-шаманить.

Ах, милый, милый Иван Александрович... брат мой, друг мой... да неужто всё и все будут одинаково и одинаковы под сургучом полиц<ейского> удостоверения — и только? Отработанный, мятый пар?! Да не может этого быть! Да ведь страданьями, да ведь вглядываньем, вдумываньем, вчувствованьем... в конце концов Бог создастся! — если бы я и не верил в Него! Я пробую что-то бормотать, чего-то искать... ах, запутаюсь я в «путях небесных»… Но это я случайно, как-то наскочил, и из кусочка стал лепить. Долеплю ли? Ну, все же хоть расскажу историю одной чудесной жизни, жизни родного дяди Олиного, [68] что слыхал, что сам видал, что... снилось, из чего я сам для себя что-то добываю, как бобр хвостом жилище себе строю, чтобы не испариться мне, не стать «водовозом», опоганивающим источники.

Целую Вас и Наталию Николаевну. Боже, смилуйся, откройся, обласкай, хоть на грошик Себя дай — душе истомленной.

Потребность была аукнуться-крикнуть. А время-то идет, идет... а я все кручусь, а сроки нагоняют...

Ваш несуразный Ив. Шмелев.

236

И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <5.IV.1935>

Мой милый и дорогой друг, Иван Сергеевич!

Огорчило меня Ваше последнее письмо. Ради Господа, не давайте себя так загруживать! Люди — варвары, им что? Пияют и мотают. Для меня нет ничего нерво- и душе-разрушительнее, как творить под погонялкою, жмать свое вдохновение, напирать и торопить! Вы просто не обещайте. А, обещав, бессовестно (т. е. тогда уже спокойно и не стыдясь) — обманывайте. А обманув — не сердитесь на тех, кого Вы обманули. Я на эти случаи даже поговорку сочинил: «обещал, да обнищал». Бери меня за рубль — за двадцать.

Надо делать только то, что кормит. А для воззваний о посещении вечеров — есть Алданов и Балданов, Лукаш и Хитряш.

Ради Бога, именно, вникните, — ра-ди Бо-га, не трепетайтесь и не замучивайтесь!…