Переписка М. А. Алданова и С. С. Постельникова

Дело в том, что теперь мое положение совершенно изменилось, и к худшему. Пока я питался у мамы, я кое-как мог существовать и продолжать, хоть и с трудом, работать над книгой. Заниматься на рояле я прекратил уже несколько месяцев тому назад, необходимость играть в маминой квартире, в проходной комнате, создает всегда трудность и для меня, и для других, что привело меня к окончательному прекращению моей пианистической работы, хотя и не являлось единственной причиной этого. Не видя пока никаких перспектив в концертной деятельности, в масштабе, необходимом для завоевания известности не только в Париже, я посвящал всё свое время почти целиком на литературную работу. Вы знаете, что весь 1951 год был для меня особенно критическим. В надежде найти уроки музыки и немного заработать концертами, я продолжал заниматься усиленно музыкой, но мои надежды не оправдались: неудача с Юр[оком] и т. д.

Я пытался возобновить связи, но для того, чтобы их поддерживать, необходимо иметь квартиру и средства. Этой зимой я почти нигде не бывал, прекратив почти полностью телефонные звонки, и т. д., не имея возможности платить за телефонные счета. На днях у меня произошло крупное объяснение с мамой, и в результате я окончательно решил больше не пользоваться ее добротой и не обременять ее. Теперь я вынужден всеми средствами искать заработка, так как пока перестал бывать у мамы и Ю. О.; лишь только там ночую.

Книгу писать я не брошу, но смогу посвящать ей теперь гораздо меньше времени. Я хотел бы всего этого Вам не писать, дорогой Марк Александрович, и Вас не расстраивать этим, но, с другой стороны, не могу и скрывать от Вас этого!

Вашему совету относительно русского композитора я последую; думаю не начинать с Балакирева, как намеревался осенью, а с Мусоргского.

Буду ждать Вашего ответа относительно письма Александровой; если с моими статьями не выйдет, то очень хотел бы ей рекомендовать для журнала интересную работу одной моей знакомой русской[147] об опере «Сказание о граде Китеже» Римского-Корсакова; впоследствии мы собирались написать совместно главу об этом композиторе, включив в нее интересный и не существующий ни у кого материал о нем.

На сегодня кончаю, дорогой Марк Александрович. Олег и я шлем Вам наш самый сердечный привет и пожелания полного выздоровления.

Любящий Вас, Ваш Сережа.

От Лит. Фонда известий нет.

52. М. Алданов - С. Постельникову

27.02.52

Милый Серж.

Как Вы догадываетесь, я очень огорчен Вашим письмом, только что мною полученным (хотя оно помечено 24-25 февраля). Что именно произошло у Вас с матерью? Я никак не думаю, чтобы она попрекала Вас тем, что Вы у нее питаетесь. Из-за чего же «крупный разговор»? Вы знаете, что, по моему общему правилу, сын должен быть мил и почтителен с родителями. Я со своими всегда таким был и от Вас требую того же. Постарайтесь в ближайшие дни помириться. Если нет, я по приезде в Париж насильно Вас заставлю это сделать, как однажды уже сделал лет пятнадцать тому назад. Вы ведь еще по существу остались мальчиком, - тут ничего обидного нет, а это мое искреннее убеждение.

Но, конечно, не только это (хоть это главное) огорчает меня в Вашем письме. Очень печально, что Вы забросили рояль. Ведь, как я много раз Вам говорил, рояль Ваше ГЛАВНОЕ в жизни. Допустим, Вы кончите и издадите книгу. А дальше что? У Вас в этом случае, надеюсь, будет заработок музыкального критика. Однако рояль остается главным. Если Вы несколько месяцев не будете играть, это, боюсь, может нанести Вашей технике невозвратимый ущерб? И как же такой талантливый пианист, как Вы, может вообще, т. е. независимо от заработка, жить без рояля! Я все-таки думаю, что Вы, помирившись с матерью, можете часа два-три в день играть у нее, не расстраивая ее нервов?

Пошлю Вам сегодня пять тысяч франков. Если Вы через неделю- другую получите что-либо от Фонда, Вы можете их мне вернуть. Если не получите, пришлите мне «на всякий случай» расписку, как тогда: «Получил от Лит. Фонда через Алданова 5000 франков»: если я когда-либо вернусь в Америку, постараюсь пристыдить правление его скупостью, вдруг они раскаются и вернут их мне, что, впрочем, маловероятно.