Переплет

Но написанное на листке по-прежнему висит перед глазами. Я знаю заведение мадам Хальтер. Заведение высшего класса, в сравнении с другими подобными. Слышал я и о мисс Перл и ее… предпочтениях. Мне невольно представляется девушка, которой предназначалась записка; я не знаком с девушками моложе Лизетты, но ясно вижу ее: с щербинкой меж зубов и заплетенными в косу волосами. Вот она поднимается на крыльцо и звонит в колокольчик. Она смелая, хоть и в отчаянии. Но она не знает, что ждет ее за дверью… и за всеми дверьми, что ей еще предстоит открыть. Встряхиваю головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но не могу. Девушка стоит перед глазами как живая. Она не похожа на Нелл – скорее, на Фармера; тот же благородно вздернутый подбородок и широко расставленные глаза. Что, если эта девушка существует на самом деле?

– Послушайте, – я хватаю бармена за рукав. – А кто… вы не видели… – От желания скорее узнать кружится голова; я чувствую слабость. Отчего-то крутит желудок. Я вдруг понимаю, что случившееся с этой девушкой – моя вина.

– Да, сэр?

– Та девушка… – В горле застревает комок. Нет, не может быть, чтобы она существовала на самом деле. – Та, что уронила записку. Вы видели ее?

– Не припоминаю, сэр. – Он выдергивает руку. – Вы кого-то ищете, сэр?

– Нет. То есть да. – Усилием воли я заставляю себя сесть. Что со мной творится? Кажется, я теряю рассудок. Никакой девушки нет и не было. – Неважно.

Он пристально разглядывает меня и наконец произносит:

– Ваша зазноба продала свою память, верно? Что ж, не печальтесь, сэр; будут и другие.

– Что? Да нет же. Не было такого. – Но мне вдруг становится так тошно, что мысли путаются. Будто бы эта девушка, которой, возможно, и не существовало, и Нелл, и мой отец, и моя книга – все это части одного целого. Страх впивается в меня изнутри, как осколки стекла. Что я наделал?

Бармен вытирает стойку тряпкой. Та оставляет после себя маслянистый радужный след.

– Чертовы переплетчики, – он харкает в плевательницу. – Видели очереди в Библиотечных рядах? Желающих продать воспоминания так много, что на всех переплетчиков не хватит. А все зима, будь она неладна. Мороз, работные дома забиты под завязку. Но по мне так лучше собой на углу торговать, чем своей памятью.

– Да. – Я опускаю голову. Слушать его невыносимо. Я представляю, как распахивается дверь борделя мадам Халь-тер. Мисс Перл, одетая с головы до ног в черное, ждет в конце зашторенной галереи. У подножья лестницы стоит девушка и смотрит наверх. В ее глазах разгорается паника. Но тут воображаемая сцена растворяется; я переношусь в отцовский кабинет и вижу тело Нелл на ковре и Эмметта Фармера. Он задыхается и повторяет мое имя. А вот я уже в приемной де Хэвиленда, и его секретарша изучает меня через стекла пенсне. Де Хэвиленд любезным тоном желает Фармеру смерти. Я прижимаю кулаки к глазам, и под веками расцветают кровавые кляксы.

Может, Фармер и впрямь уже мертв. Отчасти мне хочется, чтобы это было так. Ведь все это случилось по его вине. До его появления я жил спокойно. Теперь же я могу думать лишь о том, что совершил и что записано в моей книге. А еще я думаю о нем. О том, как он смотрел на меня, как при взгляде на него кровь приливала к сердцу, хоть мне этого совсем не хотелось. Нет, разумеется, смерти я ему не желаю; ведь если я найду его, может статься, найдется и моя книга. И я смогу навек запереть ее под надежный замок. Мне больше не придется задумываться о том, почему, представляя себе лицо девушки, которую я даже не знаю, я терзаюсь чувством вины.

В голове густой туман, но что-то не дает мне покоя. Я вспоминаю слова бармена: желающих продать свои воспоминания так много… работные дома забиты под завязку…

Не успев понять, что со мной, я вскакиваю на ноги. Меня шатает, и я заталкиваю руки в карманы, будто там, среди мелочи и ключа от двери, найдется подсказка. И я нахожу ее. Надежду.

Только отчаявшийся согласится продать свои воспоминания. Тот, кому некуда идти. А если Эмметт Фармер жив, он, должно быть, совсем отчаялся.

На нетвердых ногах выхожу из паба на улицу; бармен кричит мне что-то вслед, но голос его теряется в какофонии других голосов. Я поскальзываюсь на льду и чуть не падаю. Какая глупость! Я пьян. Мне бы домой пойти. Но если есть шанс – хоть один шанс… Повернувшись спиной к пылающему вечернему солнцу, я торопливо заворачиваю за угол, перехожу перекресток с Элдерни-стрит и оказываюсь в Библиотечных рядах.

Но улица у входа в «Симмс и Ивлин» пуста: мастерская уже закрылась. У входа для посетителей табличка: «Не попрошайничать». Сбившись в кучку от холода, толпа женщин с детьми молчаливо ждут на ступеньках «Баррат и Лоу», но и их дверь закрыта; никто не заходит и не выходит. Чуть дальше по улице мужчина в фартуке с метлой ворошит попрошайку, сидящего у двери в переплетную Мардена.

– Мы закрыты, приходите завтра, – с усталой решимостью произносит он. Нищий встает и уходит, волоча ноги.

Эмметта Фармера нигде не видать.