– А мне кажется, будто я знала его всю жизнь! Когда я его увидела… Послушай, Эм, Сисси говорит… – Она снова села; глаза ее были серьезны. – Сисси говорит, что к людям по ночам иногда приходят ведьмы – нет, Эм, послушай, – приходят и оставляют горстку золотых монет, а когда ты просыпаешься, то ничего не помнишь. Они забирают все твои воспоминания, Эм! Что, если я уже знаю его, но просто забыла, что, если мы раньше любили друг друга, и поэтому я…
– Чепуха какая, – отмахнулся я. – Во-первых, тебе не кажется, что все бы заметили, если б ты внезапно память потеряла?
– Сисси говорит, что такое случилось с ее троюродной сестрой, поэтому она немного странная.
– Ты не настолько странная.
– Эмметт, я не шучу!
– Тогда покажи, где ты спрятала свои золотые монеты, – я откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Ах, никаких монет у тебя нет? И что я говорил? Хватит нести чепуху.
– Можно подумать, ты что-то в любви понимаешь! – Она зарылась лицом в подушку и заплакала.
Я встал, потом снова сел, протянул руку и коснулся ее плеча. Она резко стряхнула мою руку, продолжая плакать. Я стиснул зубы и попытался заставить себя уйти, но не мог оставить ее в таком состоянии, рыдающей безутешно, будто сердце ее было разбито.
– Ладно, прости. Не плачь, прошу. Талли… обещаю загладить свою вину. Подумаешь, какой-то парень. Таких в деревне полно. –
Она ответила из-под одеяла:
– Ты просишь прощения?
– Да. Я не хотел тебя расстроить. Я просто…
– И ты напишешь ему? Извинишься?
Я заколебался. Она снова заплакала, тише. Я говорил себе, что это обычная истерика, но в ее рыданиях слышалось такое отчаяние, что я не выдержал и процедил сквозь зубы:
– Ладно. Извинюсь, если надо.
– И попросишь его прийти и проведать меня, как он и обещал?
– Я… не придет он, Альта, я в этом совершенно уверен.
Она повернулась ко мне. Ее лицо раскраснелось, полные слез глаза сверкали.
– А ты сделай так, чтобы он пришел.
Я провел рукой по волосам.
– Ладно. Только не плачь.
– Спасибо. – Она вытерла щеки внутренней стороной запястий и прерывисто вздохнула. – Прости, что я на тебя накричала, Эм.
– Ты знаешь, что я терпеть не могу, когда ты так меня называешь.
– Прости, Эмметт. – Она слезливо улыбнулась и шутливо толкнула меня в плечо. Мне вдруг захотелось дать ей сдачи и на этот раз не щадить ее. – Ты лучший брат на свете.
– Вот уж спасибо, пигалица. – Протянув руку, я дернул ее за косичку. Она вырвала ее у меня из рук. Я поднялся. – Ты бы лучше поспала. Завтра увидимся.
– Сходишь к нему завтра утром, первым делом?
Я кивнул.
– Тогда доброй ночи.
Она уютно устроилась в кровати и натянула одеяло до подбородка. Я уже стоял на пороге, когда она сонно проговорила:
– Эмметт?
– Что?
– Я выйду за него, вот увидишь.
Подъезды к Новому дому завалило снегом: кругом было белым-бело и тихо. Пасмурный день сулил еще один снегопад, и я отправился верхом, чтобы как можно скорее вернуться домой. Иногда с дерева на дорогу падала снежная шапка или птица вспархивала в кустах, но в остальное время тишина стояла оглушительная, а свет падал так странно, что я натянул поводья, заставив лошадь умерить ход.
На первый взгляд дом, показавшийся из-за деревьев, выглядел необитаемым, однако, выехав на широкую заснеженную поляну перед ним, я увидел, что из одной из труб валит дым, а крыльцо расчищено от снега. Дом, построенный из песчаника, летом, должно быть, отливал золотисто-медовым, но в свете зимнего дня казался серым, как и все кругом. Я вгляделся в окна в поисках движения, но увидел лишь отражавшееся в них бледное небо. Спрыгнув с лошади, я взял сверток из коричневой бумаги, перевязанный шпагатом, – в нем лежала одежда Дарне, – и прошагал по просеке к массивной входной двери. Надо мной нависла башня с зубцами, и иррациональное чувство, будто за мной следят, возникло снова, как там, в руинах старого замка. Я мог бы оставить сверток на пороге, где кто-нибудь точно о него споткнется; письмо, адресованное Люциану Дарне, я засунул за веревочку.
Я колебался, не зная, как правильно поступить. Чем дольше я оставался здесь, тем больше вероятность, что мы встретимся. Не дав себе возможности передумать, я с силой надавил на кнопку звонка, повернулся и прислонился к холодной стене крыльца. Царапнув когтями и захлопав крыльями, на крышу над головой приземлилась птица, и несколько горстей снега упали вниз. Дверь отворилась скорее, чем я ожидал. Это был он, Люциан.
Он прищурился и словно бы хотел что-то сказать, но не промолвил ни слова.
– Я принес твою одежду.
Он взглянул на сверток в моих руках, а потом снова перевел взгляд на меня.
– Держи. – Я протянул ему сверток. Он покачался на каблуках, и тут я понял, что он ждал меня, хоть и не был абсолютно уверен, что я приду. Наконец он взял из моих рук сверток.